— Кроме того, я могу в вашем присутствии написать маркизу письмо в Париж, в котором подробно изложу вашу просьбу. Ну как, согласны, рыба карп?
— Да ты что плетешь-то? Какая такая рыба? Это я тебе, дураку, для примера сказал, — по-русски выкрикнул Сурмилов, багровея лицом, но тут же опомнился и вполне сносно перевел свою фразу в подобающих выражениях.
Потом оба весело смеялись. Карп Ильич меж тем крикнул клерка, тот принес бумагу и чернила.
— Пишите письмо маркизу N. И чтоб он прислал не подлецов и проходимцев, которые наврут с три короба, а на деле ничего не понимают в виноделии. Таких я и сам мог найти во Франции, а мне нужны подлинные, крепкие мастера. Вы меня понимаете?
Аббат понимал, но чувствовал себя при этом полным кретином. Как тяжело иметь дело с русскими! Где-нибудь на берегах Амазонии или, скажем, в дебрях африканского континента легче договориться с аборигенами, чем с этой твердолобой породой. Однако перо его бодро порхало над бумагой, и нужные фразы сами собой ложились на лист. В тексте было много недомолвок, но в Париже должны были понять, как трудно работать в России. Здесь нужны особые методы.
Сурмилов посыпал письмо мелким песком из песочницы, дабы чернила скорей просохли, а затем сказал настойчиво:
— А теперь объясните, зачем вам нужно видеть графа Бирона?
— Это не моя тайна, и я не могу ее вам доверить. Более того, я вынужден убедительно просить вас оставить наш разговор в секрете. О нем не должна знать ни одна живая душа.
— Ишь ты! — удивился Сурмилов. — Ни одна живая… Это как же вы себе представляете? Что я вас за руку отведу к их сиятельству, а они будут ждать вас инкогнито под дубом где-нибудь на Крестовском острову?
«Издевается, мерзавец, — подумал в смятении аббат, — этот боров выманил у меня дурацкое письмо, над которым будет хохотать весь Париж, а теперь точит об меня свое слоновье остроумие». А вслух добавил:
— Ваши шутки неуместны, господин Сурмилов. Но одно я вам скажу. В этой встрече их сиятельство Бирон заинтересован больше, чем люди, которые уполномочили меня просить об этой встрече.
— А вот это уже дело! — воскликнул Сурмилов. — Так и объясним. Мол, графу Бирону эти тайны нужны больше, чем вам. Шут его знает, может всесильный и поблагодарит меня когда-нибудь за содействие.
Теперь откупщик говорил очень серьезно, даже перекрестился на икону в углу. У русских лики святых всегда под рукой, они их разве что на деревьях не развешивают.
— Мы так сделаем, господин Арчелли. Я тут разведаю кое-что. Как только у меня появится возможность для конкретного разговора, мой посыльный известит вас письмом. Ждать придется недолго. Если я не смогу вам помочь, то сообщение об этом вы тоже получите своевременно. Как вас найти?
Ох, не хотелось аббату давать свой адрес, но положение было безвыходным. Но, видно, на этот раз Провидение было на стороне Франции. Через два дня утром посыльный явился к Арчелли с письмом, написанным изысканно и строго. Видно, не сам откупщик пыхтел над текстом. Аббат Арчелли приглашался сегодня же в контору на Литейной стороне в десять часов ночи. При себе он должен был иметь загодя написанное объяснение для передачи его Известной Особе. Прописные буквы ясно указывали, что Известная Особа и есть Бирон.
«Ишь как заговорил, — размышлял аббат, шагая к месту встречи. — Был бы прок от твоей учтивости, господин откупщик. А вообще-то зря я обратился к этому фрукту. Граф Апраксин обещал устроить встречу… со временем. Надо было подождать».
Вечером, в назначенный час, Сурмилов сам встретил аббата на пороге и сразу провел его в кабинет. Там уже находился молодой человек, красивый, строгий, если не сказать, мрачный. Одежда партикулярная, скромная, но добротная. При появлении Арчелли он коротко кивнул, после чего отошел к окну и стал внимательно смотреть в прогалину между строений. Арчелли проследил за его взглядом и увидел вечернюю Неву. Ветер дул с залива, по реке шли волны, иные с белым гребнем пены. Погода явно портилась.
— Ну вот, господин аббат. Я со своей стороны вашу просьбу, считайте, выполнил. Мы обязуемся сохранить вашу тайну, — он выразительно посмотрел в спину молодого человека, — но в свою очередь надеемся на вашу скромность.
Сурмилов несколько запинался в словах, словно произносил чужой, выученный наизусть текст, потом пожевал губами, доверительно ткнул аббата в плечо и по-свойски добавил:
— Вы тут потолкуйте без меня. Этому человеку можно доверять. Его зовут Родион Люберов.
Странное, очень странное послание получила мадам де ля Мот: Огюст Шамбер просил ее о встрече. Письмо было написано шифром, примитивнейшей цифирью, любой человек, если он грамотен и француз, прочитает в два счета.