Прекрасная сторона зла

Что сказать на это? Мол, я не хочу окунаться в твои эмоции, видеть твои переживания, твою душу, потому что потом у меня не поднимется рука прервать твою жизнь? Что своей искренностью ты делаешь меня слабым? И чем больше я говорю с тобой, тем больше увязаю в своих сомнениях? Ведь если быть честным, мне хочется защитить тебя от всего мира, дать тебе ощущение безопасности, но вместо этого приходится прикидывать, каким способом убить тебя будет милосердней.

– Прости, если обидел тебя таким поворотом. Мне показалось, ты сказала все, что хотела, – выкручиваюсь я. Она верит.

– В тот день бабушка была особенно нервной, – помедлив, говорит она, теребя пояс халата. – Она суетилась, бегала по кухне, старалась, чтобы еда была вкусной. Напекла мне моих любимых пирожков. После обеда мы собирались пойти ко врачу. Я долго упрашивала ее об этом, но она, не соглашалась, считая это блажью, а тут сказала: пойдем…

– Что за врач?

– Пластический хирург. Год назад я сломала нос и мне нужна была ринопластика, потому что начались проблемы с дыханием.

– Как ты умудрилась? – удивляюсь я.

– Ударилась о парту, – коротко поясняет она, и я догадываюсь, что дальше задавать вопросы на эту тему бесполезно.

– Как думаешь, с чем были связаны такие перемены в поведении бабушки?

– Не знаю… Она словно пыталась загладить свою вину передо мной. У меня сложилось такое впечатление. А когда на пороге обняла и поцеловала меня, то я всю дорогу до школы плакала… Такого никогда не было.

– Возможно, она знала о своей смерти и хотела, чтобы ты ее запомнила хорошей, любящей, – выдвигаю предположение я, хотя в голове у меня крутится совсем другая мысль. Что если не дождавшись моего ответа, и решив, что я не приеду, она нашла другого исполнителя для своего драматичного плана?

– Сложно сказать, – вздыхает Айлин, подносит чашку к губам, делает пару глотков и ставит ее на столик.

– Расскажи, как ты нашла ее. Что тебе бросилось в глаза? Или послышались какие-то звуки? – продолжаю закидывать ее вопросами я.

– Позвонила в дверь, раз, два, три… Подумала, что бабушка ушла к соседке и не успела вернуться, ведь я пришла раньше. Шел дождь, одежда промокла, хотелось скорее в тепло. Достала ключи, открыла дверь, а она лежит в прихожей, в луже крови… – Айлин с трудом дается каждое слово, она изо всех сил старается не заплакать. Сажусь рядом с ней, обнимаю ее за плечи. Ее напряжение немного спадает.

– У меня было чувство, словно меня выключили, – тяжело дыша, продолжает она. – Не могла ни кричать, ни звать на помощь. Хватило сил выйти, закрыть за собой дверь и пойти к соседке. Мне кажется, что я шла целую вечность. Смогла сказать ей только, что бабушка умерла, и провалилась в темноту. А потом приехала полиция…

– Ее вызвала соседка?

– Нет, они приехали до того, как она успела понять, что произошло. Не знаю, кто им сообщил.

– После смерти бабушки из дома ничего не пропало?

– Полицейские меня тоже об этом спрашивали… Я сперва сказала, что ничего, а потом поняла, что исчез ее мобильник. Хотя, может быть, она сама его потеряла… Последнее время ее рассеянность переходила все границы... – задумчиво говорит Айлин. – Думаешь, это имеет значение?

– Возможно. Насколько ты пришла раньше?

– На два урока. На физкультуре мне стало плохо, пошла кровь из носа, поднялась температура, и я сбежала.

– Каким должен был быть следующий предмет?

– Труд. Два урока труда. Не самые важные, согласись, – словно оправдываясь, говорит Айлин.

– Пожалуй.

– Знаешь, что меня удивило? Когда я уходила, то точно помнила, что закрывала дверь, а они утверждают, что она была открыта, – отстраняясь от меня, говорит Айлин, – а это значит, что тот, кто убил бабулю, был еще там… О, Господи.

– Обещаю, что найду того, кто это сделал.

– Пожалуйста, сделай это. Убийца должен быть наказан! – поднимаясь на ноги, просит Айлин. Бросает взгляд на часы. – Мне пора собираться в школу. Пока.

Медленно поднимается по лестнице, провожаю ее взглядом. Возможно, это мое последнее расследование в этой жизни. Я должен его закончить. От Арсена приходит сообщение, что он благополучно добрался до Москвы. Ну, вот и первая хорошая новость в это утро.

Во время душа у меня открывается кровотечение. Кровь льет из носа, красными слезами течет по щекам из глаз, тонкими струйками стекает по мочкам ушей, капает на плечи. Голова кружится, словно я человек и катаюсь на американских горках.

– Чори, Чори… – звенит в каждой клетке моего тела. Звук нарастает, словно желает поглотить меня. Виски сжимает тисками. Кажется, башка вот-вот взорвётся. Обхватываю ее руками, опускаясь на колени.

– Чори, Чори… – продолжает вибрировать во мне. Что за бред? Мне хочется разодрать кожу под волосами, сломать кость, добраться до мозга, только бы это прекратилось. Неужели я, как и Тео, схожу с ума? Америго ничего не говорил о подобных последствиях. Хотя с чего бы ему предупреждать меня?