Оппонентов я встретила как старых знакомых. Даже чуть не поздоровалась с приятным старичком Аристархом Платоновичем, который действительно, когда увидел Нику в ее ослепительно красном костюме, принялся гмыкать, покашливать и жевать кончик своей козлиной бородки — она сама полезла ему в рот, когда он оперся подбородком о старческий сухонький кулачок.
Ариадна Гавриловна, как и было предсказано, почернела, увидев Нику. Ей стоило большого труда дать положительную оценку диссертации. Но она выступала последней и не смогла пойти против общего мнения ученого совета.
А Иван Перфильевич, так тот просто уронил очки со своего потного носа на стол. Но потел он от удовольствия и не спускал с Ники восторженных глаз. Она даже едва заметно улыбнулась ему.
При голосовании из четырнадцати шаров не было ни одного черного. Я представила, чего это стоило Ариадне Гавриловне.
Перерыв между защитой и банкетом был объявлен в тридцать минут.
Пока ученый совет степенно перемещался из Института психологии, расположенного на Моховой между зданиями Московского университета, в Красный зал ресторана гостиницы «Метрополь», до которого ходьбы было никак не больше пятнадцати минут самым медленным шагом, нас на «ЗИМе» домчали до Никиного дома.
Там мы содрали с себя наши костюмы, по очереди залезли под душ, сполоснулись, подправили прически, грим, надели наши вечерние туалеты, украшения, чуть тронули себя стеклянными пробочками, смоченными разными духами, и та же машина помчала нас к «Метрополю».
По дороге я вспомнила, как старалась не смотреть на Нику, когда та мокрая выскочила из-под душа и, резко встряхнув кистями рук, обдала меня капельками воды. Я усмехнулась этим воспоминаниям и тут же, спохватившись, покосилась на Нику. Она, должно быть, и на этот раз прочла мои мысли и улыбнулась в ответ. От этой улыбки у меня мурашки поползли по открытым плечам.
— А на банкет Василий Ермолаевич приедет? — спросила я, чтобы скрыть свое смущение.
— Разве я тебе не говорила, что он сегодня уехал в Куйбышев на торжественное открытие нового объекта?
— Жалко…
— Кому? — уточнила Ника, шевельнув бровью.
— Вообще… — Я пожала плечами. — Василий Ермолаевич, наверное, расстроился…
— Не думаю, — сказала Ника. — Василий у нас, слава Богу, не сентиментален.
Через минуту мы, преображенные до неузнаваемости, встречали гостей у дверей Красного зала ресторана «Метрополь».
Гости были поражены и раздавлены. Теперь, когда защита и голосование были позади и необходимость сдерживать свои эмоции отпала, мужчины из ученого совета рассыпались в комплиментах и самой победительнице и ее подруге (так представляла меня всем Ника) и галантно целовали ручки.
— Вероника Борисовна, в этом платье вы просто Вероника Самофракийская, — по-старомодному тонко пошутил Аристарх Платонович и, довольно загмыкав, забрал в кулачок свою тощую бороденку.
А когда при мне Ариадна Гавриловна, преодолевая себя, сдержанно похвалила платье Ники и при этом вскользь заметила, что и костюм был «весьма эффектным», то я почувствовала себя победительницей не меньше, чем Ника.
За столом я сидела рядом с Никой на том месте, где должен был сидеть Василий Ермолаевич.
Успех мы имели ошеломительный. Кроме старичков из ученого совета, на банкет пришли ученики Ники — аспиранты и студенты, которые болели за нее на защите. Их было много, они были молоды, красивы, остроумны и наперебой приглашали нас с Никой танцевать.
Один из них со смешным именем Гурий такое мне говорил во время вальса-бостона, что у меня даже грудь краснела.
Он был значительно ниже меня ростом, и его нос все время стремился забраться в ложбинку между грудями. А я, в свою очередь, видела только его невероятно набриолиненный кок.
На нем был песочного цвета пиджак из колючей шерстяной материи с огромными подбитыми ватой плечами, черные брюки дудочкой, которые он, очевидно, натягивал на себя с мылом, лежа на спине, на ногах желтые ботинки на невероятно толстой микропорке в рубчик.
Танцуя, он сильно вихлял бедрами и оттопыривал зад. Впрочем, Гурий был очень милый…
Были среди ее учеников и высокие, с сильными руками, на которые так приятно откинуться во время страстного танго, не отставали от молодежи и старички, но каждый раз, танцуя, смеясь, мы с Никой отыскивали глазами друг друга и посылали неуловимый для посторонних взгляд, который одновременно и спрашивал: «Тебе хорошо?!», и отвечал: «Да, очень хорошо!»
Мы ни на секунду не теряли друг друга из вида. Когда мы сближались в танце или наконец оказывались одновременно на своих местах за столом, то шептали друг другу:
— Ты потрясающе выглядишь!
— На себя посмотри!
— Они все влюблены в тебя, как мальчишки!
— Нет, в тебя!
— Здорово, да?!
— Потрясающе!
— Ты не жалеешь, что подружилась со мной? — спросила она, задерживая на моих губах свой медленный взгляд.
— Как ты можешь спрашивать?! — укоризненно ответила я и тайком крепко пожала ее руку.