Прекрасная толстушка. Книга 1

Мы поднялись во весь рост. В принципе, в этом деле для меня не было ничего нового или особенного. Мы с Татьяной в бане каждый раз лихо терли друг другу спины лохматыми мочалками из натурального мочала.

Иногда, как и многие в бане, мы мыли друг дружку целиком. Для этого одна из нас ложилась на каменную, еще горячую после споласкивания крутым кипятком скамью, а другая ставила одну шайку с небольшим количеством кипятка в другую, почти полную кипятка, и в верхней разводила мыльную пену, положив туда мыло и болтая мочалкой до тех пор, пока горячая пена не полезет через край. Потом набирала мочалкой побольше этой огненной пены и плюхала ее на спину лежащей под ее блаженный визг. Потом с веселым усердием терла ее, постоянно подбавляя пены, до тех пор, пока плечи, спина и ноги подружки не становились малиновыми. Потом окатывала ее из шайки горячей водой, отдавала команду переворачиваться, и все начиналось сначала…

Но тут ничего подобного мне и в голову не пришло. Я так робко провела губкой по плечам Ники, словно дотрагивалась до нее руками. Потом прикоснулась к ее нежной шее и по плечу скользнула на руку.

Ника все это время неотрывно смотрела на меня долгим вопросительным взглядом. Когда я осторожно провела губкой по ее груди, она вздрогнула и медленно закрыла глаза.

Я гладила ее грудь, чувствуя через губку, как тверды и напряжены ее соски. Потом начала водить губкой по ее бокам. Чтобы мне было удобнее мыть, она, не открывая глаз, подняла руки и сцепила их на затылке, сразу став похожей на статуэтку.

Как завороженная, я смотрела на ее гладкие, идеально выбритые, очень белые подмышки как на что-то тайное, сокровенное. Никто из моих подружек и клиенток не брил подмышек. Тогда это было еще не очень принято. Когда я прикоснулась к ним губкой, она начала вся извиваться, как от щекотки, но рук не опустила и глаз не открыла.

Чтобы было удобнее мыть ее живот и ноги, я опустилась перед ней на корточки. Прямо перед моим лицом оказалось то, от чего я так упорно отводила глаза… Растительность на лобке у нее была удивительно густая и темная, а из-под треугольника волос отчетливо виднелось начало глубокой складочки, из которой, как живое существо, выглядывало нечто розовое, гладкое, напоминающее черешенку…

Я прекрасно знала, что это такое и как называется, но никогда не видела. В бане много не увидишь, да и не присматриваешься. Мы С Татьяной не рассматривали друг друга даже в детстве, как это частенько делают любопытные девчонки, а у меня, как я об этом могла судить на ощупь, все было по-другому… Не так выражено…

Спохватившись, я подняла голову и взглянула на ее лицо. Ее глаза были закрыты. Или она их успела закрыть. Я стала мыть ее живот и ноги, не решаясь прикоснуться к лобку, и тогда она медленно подняла и поставила на край ванны одну ногу.

Я поняла, почему все так поразило меня. Она вся там снизу, под заросшим лобком, в промежности, была так же тщательно выбрита, как и под мышками. И ее черешенка была крупнее, чем у меня и чем те, что я видела в книжках под другим, научно-противным названием…

Я впервые в жизни видела все так открыто, отчетливо, близко, и это зрелище, показавшееся мне красивым и достойным всего образа Ники, неожиданно сильно взволновало меня, и мне нестерпимо захотелось дотронуться до всего руками, но я сдержалась и, устыдившись этого желания, опасливо посмотрела на Нику.

Ее глаза были по-прежнему закрыты, а голова откинута так сильно, что подбородок, шея и грудь составляли почти одну прямую линию. Даже если бы она и открыла глаза, то увидела бы только потолок над собой.

Осмелев, я начала водить губкой по внутренней поверхности ее бедер, постепенно поднимаясь к промежности, к дразнящей розовой черешенке, выглядывающей из набухших складок. Когда я, едва касаясь, провела губкой по промежности, то почувствовала, как все тело ее напряглось и она издала сдавленный стон.

У меня было полное ощущение, что я касаюсь всего собственными руками, и это доставляло мне такое тонкое, не испытанное доселе наслаждение, что я сама чуть не застонала… Меня съедало искушение дотронуться до всего рукой, и один раз я как бы случайно задела ее черешенку тыльной стороной ладони, но тут же отдернула руку и, поднявшись, скомандовала деланно бодрым голосом, как командовала Таньке в бане:

— Переворот.

Спину, отогнав все дурные мысли, я мыла спокойнее и энергичнее, любуясь с эстетической точки зрения изящными обводами ее бедер, волшебной ложбинкой вдоль спины и очаровательными ямочками над ягодицами.

— Слушай, — спросила я, — а у меня эти ямочки на пояснице есть?

До сих пор я почему-то даже не задавалась этим вопросом и не пыталась увидеть себя в зеркало со спины.

— Конечно! И еще какие, — ответила она не оборачиваясь.

Я закончила ее мыть и взяла в руки душ на гибком шланге, чтобы смыть мыльную пену, но она не позволила.

— Потом, — сказала она. — Сперва я тебя помою.

Она сполоснула губку под струей воды, отжала, намылила и стала быстро и совсем не робко, а как-то даже по-деловому тереть меня, почти не касаясь сокровенных местечек.