Я пыталась подобрать слова, чтобы описать, как сильно мне нужно пойти. Я должна быть там: Ориэлла, которая жила во Флориде, будет находиться всего в часе езды от меня. У меня больше никогда не появится такой возможности. Прийти и поздороваться? Она может встретиться со мной и узнать, что я существую в том же мире, что и она, дышу тем же воздухом, что и она? Я смогу рассказать ей обо всем, что выучила, и о том, что делала в школе, смогу даже попросить несколько советов, чтобы узнать, считает ли она, что я сделала все правильно. Комната поплыла.
Или я поплыла.
Эйнсли встряхнула платье.
– Ты уже выбрала – вечеринка или подарок? К черту вечеринку, это же Ориэлла.
Я лишь взглянула на маму, которая съежилась, пытаясь незаметно делать знаки Эйнсли, и поняла, что уже слишком поздно.
– Мы уже купили тебе подарок, – неторопливо ответила мама.
Эйнсли подтянула платье к груди и виновато посмотрела на маму.
– О, упс.
– Все в полном порядке, – сказала я.
– Но у нас есть чек, – продолжила мама. – Хочешь, мы вернем его?
Ее лицо было мягким и добрым. Она определенно делала мне предложение, и я испытывала искушение ухватиться за эту возможность и поблагодарить ее восторженными визгами. Я не критиковала родителей за умение выбирать подарки, просто им не повезло со временем. Они никак не могли знать, что такое случится.
Но попросить кого-то обменять подарок, который тебе купили, – в этом было что-то отвратительное. Мама с папой говорили – в рамках того, что считается вежливой беседой, – решали, ходили ради меня по магазинам и купили что-то особенное. Это было так же странно, как просить чек после раскрытия подарка, чтобы обменять его…
– Нет, нет и нет, – сказала я. – Однозначно нет. Не беспокойся об этом.
– Ты можешь и сама себе это позволить, – ответила Эйнсли. – Да? У тебя же есть деньги.
– Конечно, – сухо сказала мама. – Твой загадочный источник доходов, о котором я недавно узнала.
Ну. Интересная позиция. Только мама не знала о деньгах, о которых говорила Эйнсли. Деньги от шкафчика я тратила на различные вещи: оплата тарифа на телефоне, благотворительность, походы в кино, книги по саморазвитию. Я почти ничего не скопила, особенно после того, как четыре ученика попросили маму вернуть деньги, и мне пришлось выложить сорок баксов из моих скудных сбережений, чтобы отдать ей.
Но Эйнсли имела в виду деньги Броэма. Деньги, которые пришли парой единовременных выплат крупными банкнотами и которые я не потратила.
Но это были все мои деньги на ближайшее будущее, особенно теперь, когда я лишилась своего источника дохода.
Прежде чем я успела прийти к четкому решению, мой телефон зазвонил, и все исчезло, за исключением того, что Брук пообщалась со мной впервые за много дней.
Привет. Спасибо за извинение. Мне все еще не по себе, но приятно осознавать, что ты признаешь – ты все испортила. Мне нужно больше времени.
Ладно. Больше времени для раздумий – логично. Лучше, чем «никогда». Довольствуюсь тем, что имею.
Глава двадцатая
Я была на нервах всю встречу клуба в четверг. И учитывая, что это собрание проводил Финн, который умел разрядить обстановку, это о многом говорило. Но кое-что стало ясным для меня. Это начиналось как беспокойство в глубине сознания, настолько смутное, что поначалу у меня не было слов, чтобы его описать. Я испортила романтические отношения с Броэмом, но мне все равно нужно было разобраться в этом страхе, даже если он исчез. Потому что, как я понимала, проблема в этом. В страхе.
Для начала мне требовалось обсудить это с теми, кто поймет. В том безопасном месте, которое мы создали.
Напротив меня сидела Эрика Родригез. В самом начале она заглянула и спросила, может ли присоединиться, просто чтобы посмотреть, как это происходит. После того как представилась, она не сказала ни слова, но я знала, почему она здесь. Я вроде как сама послала ее сюда. Я улыбнулась ей, но никак не могла встретиться с ней взглядом. Она протянула мне дрожащую руку в ответ и смахнула с плеч свои афрокосички.
Финн драматично прокашлялся, когда встреча начала подходить к концу.
– Как председатель, я внес некоторые дополнения в сегодняшнюю повестку дня.
От волнения глаза мистера Эллиота расширились, но он не стал вмешиваться.
– Первое. Чед и Райан в «Классном мюзикле 2».
Я посмотрела на Брук, чтобы посмеяться над шуткой, но она воздержалась. Кто-то зашептался, и Рей фыркнула:
– Серьезно?
Финн невозмутимо продолжил:
– Я хочу, чтобы все немного задумались о песне I Don’t Dance, с самым взрывным текстом в истории Диснея, если не за всю историю концертов. Каждая строчка двусмысленна. «Я покажу тебе, как я двигаюсь»? «Проскользни в „дом“, набирай очки, двигаясь по танцполу»?
– О боже, – пробормотал Алексей.
– И для тех, кто сомневается, я выскажу решающий аргумент: потом Райана и Чеда можно увидеть сидящими рядом, буквально одетыми в одежду друг друга. Это самый крупный скрытый скандал с тех пор, как Симба написал «секс» на небе.