Прекрасно в теории

Я рассказала ему, что написала Брук, и о том, что она поддержала меня сегодня. И было приятно иметь возможность поделиться всем этим с Броэмом. Пока я говорила, он уделял мне все свое внимание, сосредоточенно прищурив глаза и произнося «О-о» во все подходящие моменты. Однако я постаралась напомнить себе, что не было нас двоих. У него девушка. Я – его подруга, и на этом все.

– Думаешь, она когда-нибудь простит меня? – закончила я.

Броэм разразился неожиданным, резким смехом.

– Дорогой шкафчик восемьдесят девять, – пошутил он.

Я тяжело вздохнула.

– Знаю, знаю. Но я слишком увлечена. Я не могу поверить, что моя точка зрения здесь беспристрастна.

– Смотри. Ты не можешь стереть то, что сделала, – сказал он. – Это уже сделано. Но, возможно, ты можешь попытаться исправить ситуацию?

– Но как мне это сделать?

– Ты серьезно? Разве не ты два года рассказывала людям, как исправить ситуацию, в которой они накосячили, или это был мой лихорадочный сон?

Ладно. Отлично.

– Есть пара вещей, которые я могу попробовать, – сказала я. И все это будет стоить денег. У меня еще оставалось немного, если я… пропущу встречу Ориэллы. – Но я не смогу сделать это в одиночку.

Броэм постучал пальцами по шкафчику, на который он опирался.

– Хорошо, что ты не одна.

В субботу днем Броэм приехал к нам домой, чтобы разделить со мной праздничный торт, держа в руках тарелку с французскими булочками, покрытыми сахарной посыпкой.

Эйнсли проводила его в кухню, где я и родители сидели за столом, в центре которого гордо стоял шоколадный торт из супермаркета. Одной из лучших частей моего дня рождения, если не просто лучшей, было то, что мама и папа находились в одной комнате, в одно время, изо всех сил стараясь не огрызаться друг на друга. Такая редкость видеть их вместе, что само по себе было подарком.

Когда Броэм меня увидел, он мягко улыбнулся и поднял тарелку, пока остальные уставились на нее.

– Я принес эльфийский хлеб, – сказал он. – Вечеринка не вечеринка без эльфийского хлеба.

– Технически это вовсе не вечеринка, – сказала Эйнсли, разрывая упаковку с праздничными свечками.

Мы ждали приезда Броэма, чтобы приступить к торту. Нам с Броэмом нужно было бежать примерно через полчаса, чтобы начать готовиться, поэтому я спросила, может ли он присоединиться к празднику. Обычно всегда приходила Брук, но не сегодня.

– Могу я спросить, что это такое? – поинтересовалась мама, настороженно глядя на тарелку.

Что именно сделал Броэм на уроке естествознания, чтобы она так настороженно отнеслась к его готовке?

– Это хлеб с маслом и цветной сахарный горошек.

– Имеешь в виду кондитерскую посыпку? – спросила я.

– Да, именно.

– Но зачем? – спросила Эйнсли, беря треугольный ломтик хлеба, чтобы осмотреть его. Она откусила от уголка, затем пожала плечами. – На вкус, наверное, как и следовало ожидать.

Это было достаточно хорошим одобрением для папы, который взял кусочек. Но, честно говоря, папа также считал, что ананасы и анчоусы принадлежат к запретной еде, поэтому он не имел права отстаивать точку зрения пищевого снобизма.

– С днем рождения, – радостно сказал Броэм, протягивая мне тарелку.

Я пыталась не засмеяться, принимая ее. У меня было отчетливое ощущение, что он сделал все это только для того, чтобы поразить нас.

Папа и Эйнсли закончили выставлять свечи на торт, зажгли их и посадили меня напротив, напевая песню «С днем рождения». Эйнсли послушно снимала это на свой телефон.

– Не забудь загадать желание, – сказала она, когда песня закончилась.

Было сложно придумать желание. Все, чего я хотела, – чтобы сегодняшний вечер прошел хорошо. Посмотрев через весь стол на Броэма, стоящего между мамой и папой и улыбающегося его идеальной легкой улыбкой, я поняла: как ни здорово, что он есть в моей жизни, пусть даже только как друг, все же он не заменит Брук. И никто не может.

Одним махом я задула семнадцать свечек, а потом посмотрела на Броэма, готовясь разрезать торт.

– Я удивлена, что у вас нет особенной австралийской песни для дня рождения.

– На самом деле есть. Это немного грубо, поэтому я не уверен, что вам понравится.

О!

– Многообещающе.

Мама и Эйнсли разложили на столе мои подарки. От родителей я получила пару сережек-гвоздиков с настоящими бриллиантами.

– Возможно, дети в школе и любят хвалиться дорогими брендами, но это не может конкурировать с чем-то качественным и долговечным, – объяснила мама, когда я их обняла.

От Эйнсли я получила розово-лиловую блузку в крестьянском стиле, которую она отдекорировала цветами и виноградными ветвями золотого и ягодного цвета. Это было так причудливо, что я громко ахнула.

– Господи, Эйнс. Я надену это прямо сейчас.

– Могу я заснять это на тебе? Я снимаю себя для видео тысячу лет. Мне нужны новые люди.

Мы вдвоем побежали наверх, оставив Броэма болтать с родителями и/или удержать их от ссоры, когда они остались без свидетелей.

– Все готово на сегодня? – спросила Эйнсли, пока я стягивала рубашку.

– Ага. В шесть тебе нормально? – Мой голос был приглушен тканью, когда я натянула новую блузку через голову.

– Мы будем там ровно в шесть.