Прекрасное чудовище

– Лояльность и уважение являются ключевыми столпами кредо Коза Ностры, Гвидо. Если участник идет против своего слова, он теряет лицо, а вместе с ним и уважение, которое он имеет. Но если дон нарушит свое слово, это повлияет на всю семью. Ущерб их репутации абсолютен. Ранее я связался со стариком Бьяджи и выразил глубокую обеспокоенность тем, как Семья может относиться к своему лидеру после того, как узнала, что он нарушил данное мне слово. Мы пришли к выводу, что всем — мне и сицилийской Коза Ностре — будет полезно не допустить, чтобы этот позор вышел на свет божий.

– Что это значит?–

– Это значит, что если я решу облегчить их дону существование, Семья отвернется. Так что, согласитесь, любую проблему можно решить, если знать, на какие кнопки нажимать.

– Он наш крестный отец, Рафаэль.

— И это единственная причина, по которой я позволяю ему жить так долго, — огрызаюсь я и допиваю остатки вина. – Но он израсходовал весь свой кредит.

– Рафаэль…–

– Я звонил ему. Примерно через месяц после того, как мы приехали в Штаты. Я позвонил нашему дорогому Кумпари и попросил его взять тебя под свою защиту. Я встречаюсь с потрясенным взглядом Гвидо. – Он отказался.–

– Зачем ты это сделал?–

— Потому что я боялся, что ты умрешь с голоду, если останешься со мной.

– Я не знал, что это так плохо.

– Это было. Но мне удалось найти способ вытащить нас из этого.

– Присягнув на верность албанскому клану. Ты сделал это из-за меня.

Я ставлю стакан на стол и смотрю на пару скрещенных кинжалов со змеей, обвивающей лезвия, нанесенной чернилами на внутренней стороне моего левого предплечья. Тату окружает больше изображений, поэтому она не так заметна, как раньше. Тем не менее, тот, кто шел темными путями жизни, поймет, что это такое.

— Почему ты его не удалил? — спрашивает Гвидо, глядя на знак албанской банды на моей руке.

– Теперь это в прошлом– , — говорю я, внимательно изучая нарисованный рисунок. Я могла бы это скрыть, но мне не стыдно ни за что, что я сделала, чтобы накормить брата.

Я откидываюсь на спинку стула и устремляю взгляд на далекие рыбацкие лодки, разбросанные по морю. – Я позвоню Роману Петрову и скажу, что со мной его дочь.

– Что?!– Гвидо вскакивает со стула. — Ты с ума сошел?

– Неа. Я отправляю Василису обратно в Штаты.

– Почему? Не поймите меня неправильно, я с самого начала был против этой вашей безумной идеи, но…

– Я влюблен в нее, Гвидо.

Он смотрит на меня. — И ты отпускаешь ее? Это бессмысленно.–

– Ты знаешь . . . когда я был ребенком, я любил играть за маминым домом и ловить бабочек. Вокруг роз всегда порхал белый южный адмирал. Я пытался запечатлеть его несколько дней, абсолютно зациклившись на этой бедняжке, потому что хотел заполучить ее себе. Я часами проводил рядом с колючим цветочным кустом, делая все возможное, чтобы поймать существо, но оно всегда ускользало. Пока однажды я наконец не поймал это. Я положила его в банку с мармеладом и поставила у себя в комнате, возле кровати.

— Даже тогда решительный сукин сын. Гвидо фыркает.

– Он умер на следующий день. Может быть, я слишком сильно сжал его, когда поймал, или он просто не смог жить в чертовой банке. Когда я пошел за дом искать еще одного, его не было. Больше я никогда не видел там другого адмирала. Я наклоняю голову к небу и закрываю глаза. – Василиса напоминает мне ту бабочку. Я не могу заставить ее остаться со мной. Я думал, что смогу, но это было бы неправильно. Завтра вечером она возвращается в Чикаго.

– Завтра?–

— Пока Калоджеро планирует возмездие, я не могу рисковать подвергать ее жизнь опасности. Однажды я чуть не убил ее. Второго раза не будет.

– Какого черта ты несешь?–

— Ты веришь в судьбу, Гвидо?

– Судьба? Типа дерьма, которое должно было случиться? Он поднимает бровь. – Конечно, нет. Это просто чепуха для суеверных идиотов.

– Может быть. Возможно, нет. Помните мою последнюю работу у албанцев?–

– Как будто я когда-нибудь смогу забыть. Мне сказали, что ты, вероятно, не выживешь. Тот мясник, к которому тебя отвезли, едва сумел тебя сшить. Я надеюсь, что этот ребенок выжил, потому что ты чуть не погиб, играя героя.

– Она выжила. Я киваю. – Сейчас она спит наверху, в моей кровати.

Лицо моего брата бледнеет. Он падает на шезлонг и в шоке смотрит на меня. – Это . . . невозможно.–

– Ага. У судьбы странное чувство юмора.

— Василиса знает?

– Нет.–

– Ты должен сказать ей. Вы спасли ей жизнь. Чуть не умер из-за нее. Используйте любые средства, которые есть в вашем распоряжении, чтобы удержать ее. Даже Петров не стал бы возражать против ваших отношений. Вы знаете, как серьезно россияне относятся к долгу жизни.

– И она была привязана ко мне из-за какого-то чувства долга?–

– Почему это имеет значение? Вы ее любите. И ты хочешь, чтобы она была с тобой.

— Я думал, тебе не понравился мой маленький хакер.

Гвидо отводит взгляд. – То, как ты вел себя с тех пор, как она приехала сюда. . . Заставлять ее носить твою одежду, набирать посох, оставлять ей чертовы любовные записки по всему дому…

– Рисунки– , — отмечаю я. – Не любовные записки.