Прекрасное и истина

[Трудно сказать, кого Ален относит к представителям этих двух лагерей, но обычно «софистов принято делить на старших и младших. Среди старших выделялись Протагор, Горгий, Гиппий, Продик, Антифонт, Ксениад»[129], а Аристофан причислял к ним и Сократа. Младшие софисты – это Алкидам, Трасимах, Критий, Калликл и др.]

Первая состоит в том, что вербальные формы утверждения, отрицания, различения, счета и измерения позволяют обнаружить иные формы, которые столь же отчетливо могли бы заявить о себе в любом языке и которые являются как бы грамматикой грамматик. «Бытие», «небытие», «то же самое», «другое», «одно», «несколько» образуют над изображениями и числами некое построение, состоящее во всей его полноте из регулятивных истин, которые – все, сверху донизу – могли бы родиться в Уме-Боге. Эта доктрина, лишь намеченная в «Диалогах», очеловечивает предложения элеатов, связывая их, по крайней мере посредством предварительного суждения, с пифагорейской физикой. Благодаря подобному каркасу здравый смысл Сократа может выступать в качестве носителя целых миров.

Другая идея – идея вариативности и текучести опыта, с таким успехом одурманивающая мыслителя. Посредством своих неподражаемых мифических игр

[Ален, вероятно, имеет в виду то, что в своих диалогах Платон зачастую создавал некие подобия мифов, на которых практически была основана вся древнегреческая культура.]

Платон прекрасно показал, что Верховный бог не завершил творения, а перепоручил его богам второго ряда.

[ «Когда же все боги… получили свое рождение, родитель Вселенной обращается к ним с такой речью: “Боги богов! Я – ваш демиург и отец вещей… обратитесь в соответствии с вашей природой к образованию живых существ, подражая моему могуществу, через которое свершилось ваше собственное возникновение. …Я

вручу вам семена и начатки созидания, но в остальном вы сами довершайте созидание живых существ…”»[130].]

Таким образом, каждый является творцом – как внутри себя самого, так и вокруг себя, возвышаясь над смутными образами, желаниями, над всеми нашими таинственными мечтаниями.

Итак, эти безумства воображения не в большей степени доступны расшифровке, чем для пленников, посаженных к тюремной стене лицом, таковыми могли бы стать тени различных вещей на ней.

[Намек на миф о пещере из «Государства» Платона: «Люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине…». И они ничего не видят, «…кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры»[131].]

Поэтому необходим такой пленник, который пришел бы извне и, зная о том, что там происходит, разобрался бы в увиденном и разъяснил бы его.