Прекрасное табу (СИ)

Закрылся, чтобы утопить эту боль, злость, ярость… иначе сорвусь… И я топил их во всех крепких напитках, которые были в запасе. Проснулся на следующий день уже к обеду. Телефон разрывался от звонков, но я его выключил. Приняв душ, понял, что ни хрена не отпустило… Ярость и желание кого-нибудь убить сменилось ломкой… ломкой по ней, по её поцелуям, смеху, бархатному голосу, ласкам, телу, запаху… Тоска по потерянному, ещё сильнее разрывала душу… Как грёбанный наркоман снова пытался заглушить эти ломки всё новыми и новыми дозами алкоголя.

Закончилось всё тем, что я вообще уже потерял счёт времени. Не понимал какой день недели, какое время суток и сколько дней я здесь нахожусь в коматозе. Башка разрывалась, словно по ней били чем-то тяжёлым… С трудом разлепил глаза и понял, что это звонит мой видеодомофон. Сначала накрылся подушкой, чтобы избавиться от этого звука, но кто-то настырно решил меня доконать. Попытался встать, но всё тело словно налилось свинцом, не слушалось меня. Сполз с кровати и в одних штанах, босиком прошлёпал к двери. Беркут… Открыл и потопал в душ. Заглотив таблетку, включил ледяную воду, чтобы хоть немного прийти в чувства.

О да, холодная вода взбодрила, сняла пелену с глаз. Ещё из душа увидел друга, который меня уже ждал.

— Привет, — бросил ему, проходя мимо него в гардеробную.

— Стас, мать твою! Я уже думал… — окинул взглядом комнату, где на полу, у кровати, лежали опустошённые бутылки виски, и проводил меня обеспокоенным взглядом.

— Что ты думал? — спросил, натягивая бельё и спортивные штаны.

— Да, блядь, не знал даже, что уже думать, — уперев руки в бока, посмотрел на меня, когда я вышел, и продолжил: — Думал, побесишься денёк и всё, — я упал на пол и стал отжиматься. — Ну не сошёлся же на ней свет клином.

Я молчал.

— Служба безопасности, пока тебя не было, тщательно всё проверила. Чисто. Ничего нет за ней, — Беркут смотрел как я отжимаюсь и ждал моей реакции.

— Не успела значит, — отрезал я.

— Ты же был в ней так уверен…

— Все ошибаются. Не так ли?

— Да… но… Знаешь, мне и самому не верится, — Саня сел на кровать, свесив руки с коленей, посмотрел на меня. — Не похожа она на такую…

— А Ира? Была похожа? — встав, серьёзно посмотрел в глаза другу.

Он молчал. Не чем было крыть. Я же запрыгнул на беговую дорожку и, почти сразу включив быстрый режим, бежал. Держал дыхание. Не до болтовни сейчас.

— Пойду кофе сварю, — поймав мой настрой, сказал Саня. — Будешь?

— Буду.

Через время появился на кухне. Саня протянул мне чашку кофе и, достав из бара коньяк, предложил мне добавить в кофе. Я отрицательно мотнул головой.

— Как Таня?

— Чёрт… нужно позвонить тёще и в больницу, — совесть вгрызлась мёртвой хваткой в самое нутро. Что я, блядь, за отец такой? На душе стало мерзко от самого себя: бросил дочь на три дня, когда мама в больнице.

Позвонил тёще, сказал, что сегодня вечером буду, сохранив легенду, что улетал по делам компании. Сделал звонок в больницу — всё без изменений. Из медикаментозного сна её вывели на третьи сутки после аварии, но Таня осталась в коме. Очень тяжёлая травма. Врач напрямую не говорил, но по всем его пояснениям было понятно, что надежды мало и когда ей станет лучше, когда она придёт в сознание никто не мог сказать…

Вернулся к Беркуту.

— Когда будешь готов вернуться к работе?

— Через пятнадцать минут, — поставил чашку на стол. — Отвезёшь меня? Не хочу сегодня за руль.

— Конечно. Кстати, Руслан Олегович звонил. Сказал есть новости.

Заинтересованно посмотрел на Беркута. Что-то узнали о пропавшей дочери мебельного магната. Это уже интересно. Теперь я был как никогда настроен на войну с Соколовским. Этот ублюдок мне за всё заплатит. Дело было уже не только в бизнесе: он влез мне в душу, вонзил нож в самое сердце: Таня, погибший ребёнок, теперь… Соня… моя девочка… была…

Лгунья!.. Притворщица!.. Дьяволица!.. Ненавижу обоих!

— Сказал, что при личной встрече Марк всё расскажет.

— Назначь встречу через час, — решительно ответил Сане и ушёл в душ.

Смотрел на фото, привезённые Марком, и не мог поверить. Хотя… всё сходилось. Как же я мог не придать значение, не вспомнить, как Соня говорила, что у её отца было несколько мебельных фабрик. Всё сходится. Он ведь погиб в аварии, а мать утонула в бассейне. Не врала. Только вот всей правды не говорила. Не хотел бередить раны расспросами, да и не думал тогда, что… Какой же я кретин… Так был задурманен, что на эти факты её откровений не обратил внимание. Даже в голову не пришло сопоставить их с Соколовским.

— Значит Софья Андреевна Бусаргина… — тихо сказал я, поскорее убрав с глаз фото коварной соблазнительницы.

Задержал взгляд на фото с паспорта на имя Бусланова. Красивая, юная… но взгляд совсем не такой уверенный, соблазнительный или счастливый, каким я его помнил. Скорее забитой лани. В нём читалась грусть и какая-то безысходность, словно у загнанного зверька. Глаза большие и несчастные, как в ту ночь, когда она плакала от тоски по маме, и я ощутил желание прижать её к себе снова и успокоить, приласкать, подарить нежность…