— Какая кр-р-расивая… — Катёна пару дней назад стала выговаривать букву «р» и иногда нарочито её раскатывала в словах.
Я улыбнулся.
— Очень красивая.
— Она принцесса? — посмотрела на меня большими глазёнами.
— Почти.
— Из какой сказки?
— О коварстве и предательстве, — задумчиво ответил, снова посмотрев на афишу.
— А пр-р-ринц там есть? — посмотрела на меня Катёна.
— Только печальный рыцарь, — горько усмехнулся, заправив локон дочурки за ушко.
— Как ты? — удивился проницательности малышки. — Почему он печальный? — жалостливо свела брови дочурка.
— Его предала любимая и забрала его сердце, без которого он теперь никогда не сможет полюбить снова.
— Но его же спасут? — грустными глазками посмотрела на меня дочь, а машина тронулась. Катёна прислонила ладошки к моим щетинистым щекам и пристально посмотрела в глаза. — Пр-р-ринцесса обязательно спасёт. Она же такая красивая и добрая. Она волшебница.
Моя же хорошая, солнышко моё, чистый, наивный ребёнок, ничего не знающий ещё о суровости реального мира. Поцеловав в щёчку, обнял дочурку. Заметил, как Володя улыбнулся, глядя на нас в зеркало заднего вида.
Изо дня в день думал обо всём, что узнал о Сонином прошлом, о её связи с Соколовским… Гнев и злость на неё немного утихли, и я стал задумываться: «Хочу услышать от неё, что между ними случилось, что он сделал с моей девочкой…» Всё больше сомневался, что всё было изначально коварным планом по соблазнению… что она трахалась с Соколовским за моей спиной. Сама сказала, что он страшный человек… Так по какой причине она была с ним в ту ночь? Хотел ещё раз посмотреть в её глаза, увидеть, услышать: всё ли между нами было ложью? Но одёргивал тем, что тешу себя иллюзиями, хватаюсь за призрачную надежду простить… всё вернуть…
Конечно, я задавался вопросом: почему она сама не звонит? Если она не изменяла, почему не пытается поговорить, объясниться, оправдаться? И не смотря на эти вопросы и мучавшие меня сомнения, я всё же решился позвонить и поговорить. Тихо, спокойно выслушать её версию.
Но… жизнь снова, с присущей ей способностью наносить удар, когда ты его не ждёшь, бьёт в самое сердце. Все мои иллюзии и надежда рухнули в один миг, когда увидел ЕЁ.
В тот вечер мы с Беркутом были в одном из самых модных и дорогих ресторанов города на деловом ужине с партнёрами. Мы заключили выгодную сделку, и вечер проходил на позитивной ноте. Я даже впервые за эти две недели почувствовал себя легче. Боль уже не так давила, гнев отступил и на душе стало легче, когда накануне вечером я принял решение позвонить Соне. И я звонил, но она не ответила, а жизнь словно дала знак, чтобы я не совершил ошибку.
Я почти сразу увидел её, когда она появилась в зале. Как всегда прекрасна, обворожительна, соблазнительна и желанна в тёмно-красном, длинном платье, сексуально облегающем её силуэт. Кожа на открытых плечах и декольте сияла, волосы шёлковым блеском переливались на плече, а кошачьи стрелки игриво подчёркивали её восхитительные зелёные глаза. А эти ноги, мелькающие в высоком разрезе… стройные, с тонкими щиколотками, на высоких каблуках туфелек, просто сводили с ума. Её плавные и соблазнительные движения завораживали, приковывали к себе взгляды абсолютно всех мужчин в зале, включая официантов. Показалось даже, что зал затих, когда она появилась… с НИМ…
Уверенный, высокомерный, источавший силу и власть, он собственнически обнял Соню за талию и, притянув к себе, поцеловал за ушком. Всем показал чья это женщина, чтобы даже ни у кого не возникло мысли подойти. Мол смотрите, но не подходите и не трогайте. Заметил, что она слегка смутилась этому, но уже через мгновение гордо вздёрнула носик. Они шли в сторону нашего столика, а я весь напрягся. Руки сжались. Желваки непроизвольно заиграли на лице. Проходя мимо, Соня заметила меня, и её взгляд переменился. Испуг?.. удивление?.. Но брови слегка сошлись на переносице, глаза заблестели… грусть… тоска… безысходность… как на фото со старого паспорта, где ей было восемнадцать…
Соколовский опустил руку ей на поясницу, снова всем указывая на близость их отношений. Сжав челюсти, я поймал серьёзный взгляд Беркута, сидящего напротив, и залпом осушил бокал вина.
Я не оборачивался, но постоянно ловил взгляд друга, который переводил его с пары позади на меня и пытался прочесть мои эмоции. Не знаю видел ли он, как во мне кипел гнев, как ревность горячей лавой прожигала нутро и готова была вырваться наружу. Изо всех сил сдерживался и пытался сохранить невозмутимый вид, поддерживая беседу. Но вскоре, кипевшая во мне, ревность затмила все мысли. Ни о чём больше не мог думать.
Соня встала из-за стола и вышла, а я сделал глоток вина и поднялся с кресла. Беркут попытался меня остановить.
— Стас, не стоит.
Ничего не ответил и, поправив борта пиджака, уверенно направился к Соколовскому. Его охранник тут же подорвался с соседнего столика, когда я приблизился, и преградил мне путь. Соколовский подал ему знак пропустить меня, и я подошёл ближе.