Гулко топая о металлический пол, набились мы в клеть. Дежурившая у ствола женщина трижды дёрнул за ручку сигнализатора. Клеть чуть приподнялась, всколыхнулась, и вдруг у меня захватило дух, будто желудок подступил к самому горлу, — мы провалились в чёрную пустоту. Такую густую мглу не в силах рассеять даже наши шахтёрские лампы. Снизу, посвистывая, дует холодный ветер. Клеть время от времени то замедляет ход, то резко падает, и тогда по спине пробегают мурашки. Мелькает мысль: «Не сорвалась ли?»
Глядя на меня, Иван улыбнулся, наклонился к моему уху:
— Терпи, джигит, — шахтёром станешь!
Я в ответ ему киваю и тоже улыбаюсь. Всё же хорошо, когда друг рядом: увереннее себя чувствуешь.
Изредка мелькают за клетью огни, и тогда видны отвалившиеся от стенок ствола глыбы, упёршиеся угловатыми краями в железные крепления. Всё явственнее доносится жужжание мощных вентиляторов. Пыхтят, чавкают насосы.
Наконец клеть резко замедлила ход и с лёгким стуком коснулась земли. Дверь распахнулась, и первое, что мне пришло на ум: «Действительно ли мы под землёй?» Было светло, как в полдень. Я даже задрал голову, чтобы убедиться, не солнце ли так ярко светит. Сияли гирлянды большущих ламп. С души сразу же исчезла подавленность, навеянная грустной шахтёрской песенкой.
Оживлённо переговариваясь, мы направились по широкому штреку. Пол деревянный. Гулко отдаются под сводами наши шаги. Над головой — толстые перекладины, плотно подогнанные одна к одной. По обе стороны — подпорки. Точь-в-точь как я рисовал шахту в своём воображении. Шахта! Здравствуй, старая шахта!
Халиулла-абзый бодро шагал впереди. По его осанке и походке нетрудно определить, что он чувствует себя здесь хозяином. Ещё бы! Ведь ему каждая подпорка знакома, каждый камень. В те годы, когда он здесь оказался впервые, в шахте и в помине не было электропоездов и даже электрического света. Как раз в те времена и родилась шахтёрская песня о санщике. Санщик, впрягшись, тянул салазки из забоя к узкоколейке; уголь ссыпался в вагонетки, которые катила дальше лошадь. В непроглядной тьме то и дело раздавался тревожный свисток. Это коногон подавал сигнал тем, кто невзначай оказался на пути, и торопил посторониться. А зазеваешься в темноте и не успеешь отскочить — тяжёлые вагонетки могут раздавить.
Просторный, светлый коридор закончился. Теперь мы шли вдоль узкого штрека, высвечивая себе дорогу фонарями. Странными звуками наполнено пространство. Скажешь слово, оно отдаётся многократным эхом. Что-то глухо постукивает: «Тып-тып, тып-тып…» — будто молотком кто-то колотит о землю. Это падают с потолка тяжёлые капли воды. Иногда мы шлёпаем в резиновых сапогах прямо по воде, и тогда штрек наполняется переливчатым звоном.
Ноздри начинает щекотать какой-то горьковатый запах. Першит в горле. Халиулла-абзый, замедляя шаги, шумно принюхивается.
Халиулла-абзый поглядел на меня и заметил:
— А электрослесарям, джигиты, следует быть особенно осторожными. К примеру, соединил неаккуратно кабель — готово дело: взрыв. Забыл шнур обмотать на срезе изолентой — погубил всю шахту! Помните об этом. В ваших руках жизнь товарищей…
С этого дня мы начали работать в шахте. Каждое утро с Иваном, как батыры, надеваем свои доспехи, берём оружие — и айда в царство подземного владыки! Мы электрослесари. Нам не приходится рубить уголь. Но в каждой тонне топлива, выданной на-гора, много и нашего труда. Скажем, начнёт капризничать в руках у бурильщика электрическое сверло или перестанет слушаться забойщика отбойный молоток — разве выполнит бригада сменную норму? Вот почему каждый шахтёр знает тебя в лицо. Завидев издалека, приветствует, как самого близкого друга. Ведь если не будешь как следует присматривать за вентилями, сразу же засипит, захрипит, закашляет молот у забойщика, и он за весь день не сможет нарубить и одной вагонетки угля. А если же электромолот в его руках будет гудеть от напряжения, трястись от ярости, уголь посыплется что тебе чёрный водопад — только успевай подавать порожняки!
Я часто отправляюсь в забой. Предложив кому-нибудь слегка передохнуть, беру у него отбойный молот. Включаю сжатый воздух, поступающий по резиновому шлангу. Молот скачет, мечется, хочет вырваться из рук. Теперь только держи его покрепче, направь в ту точку пласта, которую выбрал. Этот сильный инструмент мне напоминает осёдланную норовистую лошадь. Чуть-чуть ослабишь повод — понесёт тебя, не остановишь…
Уголь блестит, отсвечивает, но холоден. Спрессованный уголь твёрже любого камня. Он легко не поддаётся человеку. Если только человек настойчив и силён, уголь, как бы нехотя и степенно, покидает своё ложе.
Чу! Шорох над головой и скрежет! Тебя словно током пронизывает от головы до пят. Если вдруг… Сама природа со всей строгостью взвешивает извлечённые из её недр сокровища. Тяжесть земли поддерживают на руках богатыри-столбы, пропахшие смолой. Случается, что эти столбы сдают, и тогда… Нет, шахтёру лучше про это не думать. К родимой земле следует относиться, как к матери, чутко прислушиваться к её голосу. Тогда она не подведёт.