Прекрасные

У него сейчас начало одиннадцатого вечера.

Не дожидаясь полного включения мозга, я нашла телефонную трубку и, сверяясь с запиской Ханны, снова набрала его номер – не так аккуратно, как в прошлый раз. Услышала один гудок. Второй. А затем в середине третьего гудка опять включилась голосовая почта.

Он действительно отклонил вызов.

Я уговаривала себя положить трубку и уже почувствовала, как напряглись мышцы руки, готовой отбросить телефон, но не смогла. Ненавидя саму себя, я слушала его голос, широко распахнув глаза и с тиснув зубы.

«Вы позвонили на голосовую почту Дженсена Бергстрома. Я сейчас не могу принять звонок или за рулем. Пожалуйста, оставьте ваше имя, телефон и краткую информацию, и я вам перезвоню».

Бип.

Тяжело дыша, я почувствовала, как неожиданно защипало глаза, после чего резко повесила трубку.

* * *

Спустя две недели после возвращения из Бостона я переехала к мамам. Коко убрала вещи из своей комнаты для шитья, которая раньше была моей спальней, и рядом с Леле, работающей в юридической фирме, и К око, пишущей картины на чердаке, я почувствовала, будто вернулась в детство.

У меня уже были телефонные собеседования с шестью разными людьми, а впереди оставались еще три компании. Я была на двух свиданиях: один парень из Р-К, с которым я когда-то давно общалась, но только по-дружески, а сейчас я вроде как снова свободна… м-да – а с другим мужчиной я познакомилась в метро. В начищенных туфлях и в строгом костюме, он напоминал мне Дженсена. Оба свидания удались, мне было приятно. Но в обоих случаях я отказалась от поцелуя на ночь и ушла домой одна.

Я часто слышала и так же часто смеялась над тем, что на расстоянии нежные чувства только укрепляются. Потому что расстояние с любыми из моих предыдущих мужчин всего лишь заставляли мои глаза весело стрелять по сторонам. Но сейчас, спустя несколько недель, с тех пор как я видела его в последний раз, даже при том, что я хотела двинуть ему за то, что он сбросил мой звонок, я не могла думать ни о к ом другом, кроме Дженсена.

В моей голове вели между собой войну две его ипостаси: мужчина, который был таким нежным, забавным и внимательным, и мужчина, забывший о дате моего отъезда в Лондон, сбросивший мой звонок и занявшийся со мной любовью только тогда, когда я так удобно перед ним появилась.

– Твои мысли не здесь, – заметила Коко, сидя рядом со мной на банкетке для фортепиано в гостиной.

– Жду ответ от Тернера из Бостона, – ответила я, указательным пальцем взяв «До» третьей октавы. Конечно, это была правда, но не поэтому я сидела, уставившись на пианино добрых десять минут. Да пошло все кое-куда, но упоминать вслух Дженсена я не стану. – Мне сказали, что они хотят привезти меня для встречи лично.

Брови Коко удивленно приподнялись.

– Из Лондона? Ничего себе, это о многом говорит, золотце.

Она взяла мою руку в свои и мягко ее погладила.

– Не хочешь поискать работу и тут? Просто на всякий случай.

Пожав плечами, я ответила:

– На всякий случай мне не надо.

17 Дженсен

Крупные капли начавшегося дождя грозили вот-вот превратиться в снег, но, пытаясь сохранять оптимизм, я все равно взял с собой форму и кроссовки, чтобы когда погода прояснится, немного побегать.

Пробежка всегда неплохо прочищала мозги, а после нескольких дней нулевой способности сосредоточиться и нерегулярного сна ясная голова – это то, что мне нужно.

Возможно ли на самом перегрузить мозг? Я ненадолго задумался, стоит ли при следующей встрече поинтересоваться об этом у Ханны, зная при этом, что она либо: а) закатит глаза и посоветует не пытаться задницей познать свой мозг; либо б) с энтузиазмом даст излишне подробный научный ответ. И хотя ни один из вариантов мне сейчас не был особенно полезен, я бы все равно предпочел их, чем ситуацию, в которой сейчас находились мы оба: мы не разговаривали больше двух недель.

В сущности, я испортил отношения, с кем только мог.

В пятницу утром я решил отправиться на работу на машине, по дороге послушать музыку, подумать и просто побыть с собой наедине. Не разговаривать с сестрой неделю – ничего особенного. Две – уже плохо. Я сомневался, нужно ли продолжать в том же духе и третью, а с другой стороны, должен ли я это прекратить. Я не горел желанием извиняться и не хотел тем не менее винить ее в чем бы то ни было. Просто вся ситуация оказалась мерзкой.

В машине едва слышно урчал мотор, и она была уютным укрытием от дождя. И из-за пробок мне ничего не оставалось, кроме как прокручивать в голове ее слова, потом то, что я ответил, и думать, насколько она была права и каким придурком я был.

Зачем, зачем, ну зачем я сегодня сел за руль?