Прекрасные и порочные (ЛП)

– Он определенно производит впечатление. Он одержим. И, возможно, из действующего ада.

– В любом случае, Эйвери хотела, чтобы я, гм, поговорила с ним.

– Только поговорила?

Кайла чересчур сильно кивает.

– Для её французского клуба нужно больше вложений. Она президент и пытается устроить для них путешествие во Францию.

– Поэтому разговор с ним поможет тебе получить от него средства? Ты хороша в переговорах?

– Ну, ты же знаешь. Я милая и могу получить некоторые вещи от людей.

– Ты привлекательная.

– Но также милая! И умная! Ну, может не во Всемирной Истории, но кто заботится о глупых эпидемиях? У нас сейчас есть вакцина! Я очень хороша в домоводстве, и миссис Грегори сказала, что у меня врожденный талант к геометрии. Во мне есть множество других вещей, кроме привлекательности, поэтому не говори так, как говорят все остальные!

Её грудь поднимается, и лицо немного краснеет. Я поднимаю руки вверх, сдаваясь.

– Окей. Прости. Ты права. В тебе есть множество вещей помимо привлекательности. Я просто имела в виду... я имела в виду…

– Что ты имела в виду? Знаю, что я привлекательная, хорошо? Я знаю это! Все об этом говорят! Но, догадываюсь, я недостаточно привлекательна, потому что Джек Хантер поцеловал тебя, а не меня!

Она выкрикивает последнее предложение. Оно повисло в воздухе как сосулька, холодное и зазубренное.

– Я не… сожалею …

– Больше не хочу об этом разговаривать, – бормочет она. – Мне нужно смотреть за Джеральдом, поэтому будет замечательно, если ты просто уйдешь.

Я почувствовала, как меня покинул весь воздух.

– Ох. К-конечно. Безусловно.

Хватаю свой рюкзак и запихиваю книги. Кайла встает и идет на кухню, вытирая грязь с лица брата и ругая его за то, что пытался съесть маргаритки. Я хочу попрощаться или снова извиниться, но толстый занавес неловкости закрывает сейчас сцену нашей слабой дружбы. Хочу сказать ей много вещей. Хочу поблагодарить её за то, что стала первым человеком, который пригласил меня в свой дом, поговорил со мной, ел со мной ланч. Но эти слова застряли у меня в горле, моя благодарность к ней подавлена стыдом.

Когда выхожу и завожу машину, я мысленно даю себе пинок. Конечно, ей говорили, что она привлекательная. Ей говорят это всё время. Таким красивым девочкам надоедает слышать это. Я была невнимательна и сказала ей это, но как кто-то вроде меня может понять, что чувствуют хорошенькие девочки?

Уродина.

Джек поцеловал меня – для нее это великое дело? Может я недооценила её чувства к нему? Должно быть, он ей очень нравится, если она так расстроилась. Черт, если бы я всё еще верила в любовь и кто-то, кто мне нравится, поцеловал мою типа-подругу, я бы разозлилась на эту подругу.

Она имеет полное право меня ненавидеть.

Мама написала мне сообщение, попросив купить по дороге домой губки и немного черники. Чувствую себя ужасно за то, что сказала: настолько ужасно, что хватаю плитку шоколада. Или три. Когда приезжаю домой, проскальзываю в мамину ванную и считаю её таблетки – не хватает двух. Хорошо. Значит, она приняла их. Мне становится легче дышать, и, может, я непрерывно просплю всю ночь.

– От отца пришел пакет для тебя, – говорит мама. Она проснулась и печет кексы с начинкой из черники. Это хороший знак. Нет, зачеркните это; это самый лучший знак, который я когда-либо видела в жизни.

– Спасибо, – улыбаюсь я. Неестественная улыбка. Всегда немного наигранная. Улыбка не станет настоящей, пока маме не станет лучше.

Но я больше не помню, как она выглядит лучше.

Пакет завернут в коричневую бумагу, и лежит на моей кровати. На коробке написано «Шанель». Отец женился на богатой программистке из Нью-Йорка: у них двухлетние близняшки и на подходе мальчик. Никогда с ними не встречалась, но мысль, что у меня есть сводные сестры и брат, выводит меня из себя. Я вижу их на фотографиях на Фэйсбуке, которые выкладывает отец, но они как будто ненастоящие. Это как отфотошопленная картинка с Лохнесским чудовищем, и какой-то там университет пытается доказать обман, показывая мне волнообразный луч света на заднем плане.

Они настоящие.

Иногда мне хочется, чтобы их не было.

И это отвратительно, поэтому я отгоняю такие мысли. Или, по крайней мере, пытаюсь.

В коробке лежит красивая шифоновая блузка. Она легкая и воздушная с дюжинами оборок, пошитая по моим меркам. Новая жена отца сняла их с меня два года назад, когда я приехала к ним на лето. Она достаточно хорошая, но такие вещи напоминают мне, что она просто хочет мне понравиться. Она думает, что вещи известных брендов – это все что нужно каждой школьнице.

Она наполовину права. Такую блузку хотела бы любая девочка. Любая девочка, которая не уродлива. И перед тем как я аккуратно складываю её и убираю в шкаф, чтобы никогда к ней не прикасаться, останавливаюсь и рассматриваю кофту. Если я это надену, буду ли привлекательней? Она сделает меня симпатичней? Может, если я её надену, то смогу стать привлекательней и чуточку пойму, какие проблемы у Кайлы, что она чувствует. Может, я начну её лучше понимать.