Прекрасные порочные ангелы

Мы снова целуемся и на миг забываем, где мы есть.

— Не могу даже представить, как это тяжело, — говорит она, когда мы медленно идем в сторону лестницы.

Я лишь вздыхаю. Да, это тяжело. Видеть, как человек, которого ты любишь больше всего в жизни, постепенно умирает. Распадается. Болезнь Альцгеймера — тяжелое нейродегенеративное заболевание, постоянно прогрессирующее и приводящее к полному распаду личности. Продолжительность жизни, как правило, 10–20 лет после установления диагноза. Но учитывая, что мама заболела на четвертом десятке жизни, то есть в раннем возрасте, болезнь более прогрессирующая.

— Доктор сказал, что у мамы пресенильная форма болезни Альцгеймера, — говорю я, не глядя на Линдси. — Альцгеймер в раннем возрасте, как правило, характерен для семейной формы болезни: заболевание прослеживается не менее, чем в двух поколениях и у нескольких членов семьи.

Моя заученная фраза даже для меня слишком удушающая.

Она останавливается. Я не смотрю на нее, но Линдси дергает меня за руку, молча заставляя повернуться к ней, что я и делаю. Ее лицо выражает злость.

— Они могут говорить, что угодно. Не смей думать об этом, ты слышишь?

Мое тело, как по команде расслабляется. Все мышцы обретают более мягкую форму, я даже чувствую это. Все это время я был натянут, как струна.

У меня нет слов, я просто киваю и прижимаю ее тело к своему.

* * *

После каникул Линдси официально больше не студентка. Хейли устраивает ей прощальную девчачью вечеринку, на которую меня не пускают. Впрочем, как и Вэла.

Кстати, о нем. Линдси мне рассказала, почему он испытывает ко мне неприязнь. Я не могу гордиться тем, что изменял. Но я мужчина. У меня было много секса и десятки минетов, которые слились в одно целое, как что-то совершенно не важное в моей жизни. Это факты, а не пример долбаного плейбоя.

Так откуда я мог знать, что очередная цыпочка, поймавшая меня после тренировки в раздевалке и предложившая сделать мне минет прямо на лавке, тоже изменяет своему парню? И этот парень Вэл. Черт. Я даже не знал его тогда.

Но я понимаю его злость. Прекрасно понимаю. Когда Линдси мне это выложила, я долго вспоминал эту девчонку из сестринства. Но сам следил за реакцией Линдси. Она всегда меня поражает. Ей эта история показалась забавной. Хм, а мне бы хотелось, чтобы она ревновала.

Так или иначе, сидя под дверью комнаты Линдси и Хейли, слушая девчачью музыку и писк, мы с Вэлом вспоминаем эту историю, и я приношу ему свои искренние извинения. Он говорит, что дело прошлое и вообще, я оказал ему услугу.

Я так и не понял, что конкретно он имел в виду, но вдаваться в подробности не стал. Главное, теперь мы хоть и не друзья, но вполне можем идти в одну ногу. И я понял, почему Линдси так ценит дружбу с Вэлом.

Не могу точно сказать, но если это не ревность, то это чертово седьмое чувство — Вэл испытывает что-то к ней. Иначе невозможно. Но главное я могу с этим жить. Он слишком умен и непредвзят, чтобы на что-то надеяться и не видеть, что мы с Линдси вцепились друг в друга мертвой хваткой.

Мы нашли общий язык, как он и говорил, и я мысленно могу отметить пунктик в доске хороших дел — Вэл.

Эй, а я, кажется, становлюсь хорошим мальчиком.

* * *

Я выхожу из здания факультета математики и почти бегом направляюсь к факультету социальных наук. Линдси написала, что она там. Ботинки скрипят по выложенной булыжником тропинке. Солнце почти село.

В здании никого нет, и я отчетливо слышу музыку. Я нахожу нужную дверь и застываю на месте, глядя в стеклянную вставку в двери. Линдси сидит ко мне полубоком, ее пальцы активно исследуют клавиши пианино, извлекая из них прекрасный звук.

Впервые слышу, как она играет. Я настолько поражен ее мастерству, что моя челюсть непроизвольно отвисает. Я знал, что она талантлива во всем. Но не настолько же.

Иисусе.

Мои знания в музыке не настолько велики, чтобы я хотя бы понимал, как она это делает.

Мне нравится рок, хип-хоп, рэп вообще я меломан, но сейчас мне трудно что-либо вспомнить из того, что я слушаю. Это не сравнится ни с какой музыкой, которая обычно гремит в моем айпаде.

Она гениальна. Линдси — новый Бетховен.

Я улыбаюсь этой мысли и вхожу в класс. Ее игра прекращается, и она разворачивается ко мне.

— Тебе понравилось? — робко спрашивает она.

— Понравилось? — Я медленно приближаюсь к ней. — Черт, кошечка, что это было?

Она смеется легким смехом, наблюдая за моим удивленным лицом.

— Это Шопен.

— Это ты, — исправляю я. — Твои прекрасные руки. — Я серьезнее смотрю ей в глаза. — Ты удивительная.

Она дарит мне благодарную улыбку.

— Но это все не моя музыка. В основном я играю либо известных композиторов, либо музыку Рональда. Я бы хотела написать что-нибудь сама.

— И ты это сделаешь, — твердо говорю я. Затем мой мозг перекручивает произнесенное ею незнакомое имя. — Кто такой Рональд?

— Мой брат. — В ее глазах легкая грусть. Линдси снова тянется к клавишам, и ее пальцы плавно перебирают клавиши. — Он был очень талантлив.

Я обнимаю ее за плечи, вдыхая запах волос.

— Мне так жаль, детка.

Она ничего не говорит и продолжает тихо наигрывать.