По его лицу пробегают сразу несколько эмоций. Он проводит ладонью по моему лицу, пальцем задевая нижнюю губу. Затем его губы слегка дергаются в слабой улыбке.
— Переезжай ко мне.
Я не совсем понимаю, что он имеет в виду. В кампусе я жить не могу, а здесь… я и так здесь живу.
— К моим родителям, — уточняет он, видя замешательство на моем лице. — Там безопаснее. Там папа, он будет рад, поверь мне. Я больше не хочу, чтобы ты оставалась в этом доме, за ним следят.
Он угрожал ей. Он заставил ее бросить меня, но у этого сукиного сына ничего не вышло. Самое страшное, что я теперь не знаю, что мне делать. Мне нужно избавить от него Линдси, и при этом, нельзя, чтобы он засадил меня и моих друзей за решетку.
Отца это убьет. Я не могу так поступить с ним, я должен найти способ исправить то, что натворил.
Линдси винит себя. И я понимаю ее чувства. Если бы мы не были вместе, этот Николас бы даже не знал о моем существовании. Но если бы я и Линдси не были вместе… Я был бы другим. Она наполнила мою жизнь, и я ни о чем не жалею. У меня есть друзья, и вместе, мы справимся с этим дерьмом.
Я простил ее сразу же. Видеть раскаяние и отчаяние в ее глазах — это намного больше слов. Она так не считает, она была напугана. Линдси пыталась защитить меня, пусть и самым безрассудным и отчаянным способом, и я не могу винить ее за это.
По дороге в кампус я звоню отцу и говорю ему, что хочу, чтобы Линдси жила у нас дома. Он знает о ее проблемах с отцом, поэтому я не вдаюсь в подробности. Как я и ожидал, он ничего не имеет против и говорит, что попросит Сару приготовить для нее комнату. Отец поинтересуется, значит ли, что я буду теперь жить дома и мотаться в кампус, на что я ответил — «скорее всего, так». Так что, не думаю, что скажет Саре приготовить одну спальню. Хотя, я на это намекнул. Мне двадцать два, черт возьми.
Но не это было основной проблемой. После занятий мы все собираемся в тренажерном зале, где я все рассказываю своим друзьям. Реакция ожидаема. Все напуганы и хватаются за головы. Никто ни в чем не обвиняет Линдси, по крайней мере, вслух. Хотя я сомневаюсь, что они вообще об этом подумали. Она ведь не причем. Проблема есть, и нам нужно это как-то решить, потому что нам всем, твою мать, грозит решетка.
— Это я виноват. — Сэд делает упражнения на пресс. Его эта новость напугала больше всех, он старается подавить в себе панику, поэтому постоянно двигается.
Но я не хочу, чтобы он чувствовал вину.
— Никто не виноват, — говорю я, опираясь на тренажер, на котором лежит Бекс, закрыв лицо руками. — Мы не будем заниматься этой фигней, типа искать виновных. Мы должны решить проблему вот и все.
— Малыш прав, — говорит Холл. Он садится на скамейку и тянет руку к пятидесятифутовой гире. Из нас он самый большой и накачанный, а для американского футбола лишние мышцы некстати. На позиции ресивера его мышцы не мешают бегу, так что Холл не парится и продолжает тягать гири.
— У меня есть одна мысль, — говорит Майки, уставившись на меня.
Я не могу прочитать его мысли, но могу лишь догадываться.
— Какая? — спрашивает Сэд.
Майки переводит взгляд на него.
— Нет, — качает головой Сэд.
— О чем вы трещите? — раздражается Холл.
— Нам нужно в «Икс».
— Больше ничего не смогли придумать? — вставляет Бекс.
— Это может быть неплохой идеей. — Я смотрю на него.
— Я единственный тупой в этой комнате? — обреченно спрашивает Холл.
Майки фыркает первым, а затем подхватывают все.
По дороге до Санта-Моники я позволяю себе немного расслабиться. Наконец-то я еду домой и во мне нет того скрипящего ощущения детской потерянности. Да, моя мама больна. Но у меня есть здоровый отец, самый лучший, на самом деле, отец. Я уверен, что даже если он узнает всю правду, он не прогонит меня. Он не поступит так, как поступил с Линдси ее отец, когда она оступилась. Мою грудь переполняет радость, когда я понимаю, что она сейчас дома. В моем доме, с моим отцом и матерью. Я не позволю ей больше бояться.
Я оставляю свою машину на парковочной полосе и спешу в дом. Оказавшись внутри, я сразу слышу звуки. Солнце уже село, поэтому дом освещают повсюду горящие лампы. Кроме прекрасных звуков рояля я не слышу ничего и не вижу никого. Звук моих шагов раздается в пустом холле, а затем и в пустой гостиной. Я иду на звук, который доносится из комнаты на первом этаже. В этой комнате раньше была мамина библиотека. Она и сейчас ею остается, просто туда редко кто заглядывает. Но думаю теперь эту комнату облюбовала Линдси. Она писала мне днем, где сообщала, что с подвала принесли огромный старый рояль, который ей предстоит настраивать целый день. И видимо ей это удалось.