Сьюзан слегка поникла: она тоже явно заметила мамино лицо – и тоже явно знала, что оно означает. Бросив на Сару короткий угрюмый взгляд, она кинула упаковки макарон и риса в тележку. Продуктов там было куда меньше, чем в маминой.
– Ну что, дорогая, пойдем? – спросила меня мама с нарочито невинным видом.
Она взяла у меня лимоны и положила на упаковку кухонных полотенец.
Я кивнула, наблюдая, как Сьюзан приклеила к лицу улыбку.
– Увидимся позже?
– Да, может, в выходные?
Она кивнула.
– Я тебе напишу.
Потом Сьюзан пододвинулась ближе и обняла меня. Я удивилась, но приятно.
По дороге к машине мама почти не говорила. А потом понеслось.
– Я так мило поболтала с Сарой, – сказала она, лавируя тележкой вокруг неудачно припаркованной машины. – Она такая милая.
Раз она употребляет однокоренные слова, видимо, и правда под впечатлением.
– И ведь настоящая святая! Забрала к себе Сьюзан.
Она остановилась у нашей машины с ключами в руках. Открыла багажник.
Я почувствовала, что хмурюсь.
– Ты о чем?
– Ну, с подростками и так сложно… – Мама выразительно посмотрела на меня и принялась разгружать сумки. – Но с учетом обстоятельств, и… в общем, это огромная ответственность.
– Думаю, Сьюзан приходится даже тяжелее, – без выражения отозвалась я.
– Возможно.
Мама бесила меня все больше.
– Отвезешь тележку обратно, душенька?
Когда я вернулась в машину и, скользнув на пассажирское сиденье, пристегнула ремень, мама продолжила монолог:
– Надеюсь, она ходит к психологу. – Она подрегулировала сиденье и мягко постучала ключами по рулю. Потом перевела на меня взгляд.
– Она ведь ходит к психологу?
– А мне откуда знать?
Я облокотилась на окно и ссутулилась в кресле.
– Необязательно говорить со мной в таком тоне. – Мама протянула руку и поправила мой ремень, который перекрутился у плеча. – Я знаю отличных специалистов, которые работают с подростками. Узнай у нее, пожалуйста.
Да уж, разбежалась. Прямо я сейчас пойду спрашивать у подруги, ходит ли она к психологу.
– Ладно, я попробую.
– А тебе как кажется? – спросила мама, не заметив сарказма в моем голосе. – Она хорошо справляется?
– С ней все в порядке, мам. – Я пыталась скрыть раздражение в голосе. – Может, поедем домой?
– Удивлюсь, если это правда, – сказала мама, не предпринимая ни малейшей попытки вставить ключ в замок зажигания. – Вырасти в такой обстановке… Это накладывает отпечаток. Дети редко проходят подростковый возраст без потерь.
Меня так и подмывало спросить, с каких пор она стала психологом.
– И от этого страдают их взаимоотношения с окружающими, – продолжила она. – Не знаю, заметила ли ты, но мне показалось, они с Сарой общаются как-то напряженно.
Напряженно – по сравнению с чем? Как задушевно мы сейчас с ней болтаем?
– Пожалуйста, поехали домой.
Мама не обращала на меня внимания. Откинувшись в кресле, она поигрывала ключами, слегка запрокинув голову и уставившись в потолок. Похоже, она над чем-то серьезно размышляла. Мы молчали целую минуту, а то и больше.
– Надеюсь, ты с ней осторожна, – сказала она наконец мягко.
– Что?
– Травмированные люди…
– Мам! Ты чего!
– Я просто хочу быть с тобой честной.
Мама подняла руку, давая мне понять, что еще не закончила.
– Да, это несправедливо, да, это печально, и я, разумеется, не хочу, чтобы ты употребляла это слово в ее присутствии. Но важно понимать, что Сьюзан очень травмирована. И что это может повлиять на вашу дружбу и то, как вы взаимодействуете.
Я почувствовала жар на лице. Мне до смерти хотелось выбежать из машины и рвануть куда угодно, лишь бы подальше от нее. В том, что она говорила, было нечто ужасное – и она либо этого не понимала, либо ей было все равно.
– Ты мне важнее всего, – сказала мама. – Я переживаю, какой это окажет на тебя эффект. Когда им больно, люди могут причинять себе вред. И иногда они втягивают в это близких, часто даже не подозревая об этом.
– Хорошо, я буду следить за тем, чтобы не саморазрушиться, – сказала я, на сей раз не скрывая сарказма.
Мама посмотрела на меня, будто увидела кого-то совершенно незнакомого.
Однако это сработало: она вставила ключ в замок зажигания и завела двигатель. Разговор был закончен.
13
К декабрю я уже вовсю готовилась к экзаменам и едва успевала видеться с семьей – что уж говорить про Рози или Сьюзан. Мы все еще переписывались. Я так привыкла к их разным стилям письма, что мне не нужно было проверять, кто именно мне пишет. Рози всегда отличалась саркастичной жизнерадостностью; Сьюзан писала на самые внезапные темы и легко шутила. Когда я рассказала, что готовлюсь к экзамену по богословию, она какое-то время заваливала меня важными и глубокомысленными вопросами.
Кэдди, скажи: зелень травы, которую ты видишь, та же самая, которую вижу я, или нет?
Кэдди, а ты смогла бы летать, если бы искренне уверовала, что можешь?
Кэдди, что такое жизнь?
Кэдди, а что, если ты сейчас спишь? ПРОСЫПАЙСЯ, КЭДДИ.
И так далее.