В машине Сьюзан свернулась калачиком на сиденье и отвернулась от нас обоих. Мы молчали. Брайан съехал с аварийной полосы, и мы понеслись в потоке машин.
Через несколько минут тишину нарушил дрожащий, неуверенный голос Сьюзан:
– Кэдди, скажи мне что-нибудь хорошее.
А я-то думала, она вообще забыла о моем присутствии.
– В Исландии, – начала я спокойным ровным голосом, – в Исландии есть водопад, перед которым всегда радуга. Абсолютно всегда. Можно пойти и встать под ней. Или у ее края, ну, как лепрекон.
– Исландский лепрекон?
– Разумеется. Лучший из лепреконов.
Я чуть подождала.
– Сказать еще что-нибудь?
– Да, пожалуйста.
– В прошлом году во время Брайтонского марафона мой дядя споткнулся и подвернул лодыжку за пять километров до финиша. И другой мужик, который бежал за какую-то другую организацию, всю дорогу нес его на закорках. Так что дядя вроде как добежал и получил деньги на свой благотворительный проект. В общем, они друг друга не знали.
– Какая милая история.
Я услышала, что она улыбается.
– Эй, Зэнни, – сказал Брайан мягко. – Хочешь выбрать музыку?
Он потянулся к бардачку и достал айпод. Сьюзан взяла у него плеер и начала скроллить. Он сжал ей плечо – уверенно, ободряюще, – а потом положил дрожащую руку обратно на руль.
24
Большую часть пути мы провели в молчании и дважды прослушали альбом с названием «August and Everything After». Я раньше не слышала этих песен, но Сьюзан с Брайаном, судя по всему, хорошо их знали. Время от времени они начинали одновременно подпевать и пели то одно предложение, то просто одно слово. Я каждый раз подпрыгивала от неожиданности.
Это была такая музыка, что даже от веселых песен разбирала грусть. А может, дело было в моем настроении. Когда мы свернули с шоссе и поехали по улицам Брайтона, Брайан со Сьюзан уже непринужденно болтали. Не то чтобы они забыли про ссору, но вроде как решили о ней не вспоминать. Мне пришло в голову, что улыбаться так вскоре после слез еще нужно научиться.
– Как думаешь, Кэдди, сильно тебе влетит? – спросил Брайан с понимающей улыбкой, когда мы остановились на светофоре.
– Не говори так, – сказала Сьюзан. – Я чувствую себя виноватой.
– Вот и правильно, – поддразнила я. – Для некоторых это в новинку.
Она слегка повернулась на сиденье и улыбнулась мне.
– Я плохо на тебя влияю? – спросила она с притворным ужасом и взмахнула рукой.
– Хуже всех, – рассмеялась я с облегчением.
Когда Брайан остановился у моего дома, Сьюзан расстегнула ремень и вышла из машины, чтобы встретиться со мной на тротуаре. Она расставила руки в стороны и обняла меня.
– Прости меня, – сказала Сьюзан, к моему удивлению.
– За что?
Я обняла ее в ответ. Она рассмеялась мне в ухо.
– Тебе полный список?
Я хотела было отступить, но она лишь крепче сжала меня. От волос ее пахло сигаретами, вчерашней вечеринкой и самой Сьюз.
– Удачи.
Она отпустила меня и подняла руку своим привычным жестом, словно отдавая честь. Она села в машину.
Я помахала им, пока они отъезжали, и развернулась к дому. Я постояла пару секунд, глядя на крыльцо. Интересно, спалили меня или нет? Так заранее и не скажешь. Это был дом Шредингера. Я одновременно была плохой Кэдди и хорошей Кэдди. Вцепившись в связку ключей, я зашагала к двери, готовясь узнать ответ.
Ответ мне не понравился.
Вероятно, самым худшим – во всяком случае, для меня – было то, что у меня почти получилось остаться незамеченной. У родителей не было причин сомневаться в том, что я решила остаться у Рози, и даже мой взъерошенный вид и вчерашняя одежда не вызвали бы вопросов: ну, повеселились шестнадцатилетние девчонки, ничего страшного. Меня подвело то, что у меня была любящая старшая сестра. Забавно все-таки устроен мир.
Тэрин, искренне желая мне помочь, позвонила Рози вскоре после того, как я отправила последнее сообщение. Она хотела сообщить, что едет в город повидаться с подругой и может заскочить к Рози, чтобы передать мне зарядку для телефона и комплект одежды.
Рози уцепилась за такую возможность: она рассказала Тэрин, что меня у нее не было и что я куда-то уехала со Сьюзан. Куда-то за пределы Брайтона.
– Дело даже не в том, что ты натворила что-то настолько безответственное и безумное, – сердито шипела мама. – А в том, что ты нам солгала.
Однако дело было как раз в том, что я сделала нечто безответственное и безумное. А еще в том, что я проявила к ним «явное неуважение», «не учла возможных последствий» и «боже мой, Кэднам, ты что, курила?!».
Сьюзан за ночь превратилась из повода для беспокойства в самого дьявола. (А Рози, по контрасту, причислили к лику святых за то, что она рассказала правду.) Родители как-то забыли, что я по доброй воле сбежала со Сьюзан, хотя и не знала, куда мы направляемся и когда вернемся. Неважно, что я по уши увязла во вранье.
– Все, хватит, – сказал папа. – Тебе больше нельзя с ней дружить. Конечно, ты и так будешь под домашним арестом, но с ней ты больше не увидишься. Ей здесь не рады, и навещать ее тоже нельзя. Мы поговорим с Сарой, чтобы она проследила.
Он сказал это со всей серьезностью человека, который плохо понимал, как можно дружить в интернете.