Прекрасный белый снег (СИ)

Огромный, на целый километр раскинувшийся вдоль узенького, в мелкую гальку пляжа гостинично-спортивный комплекс казалось повис неподвижно в жарком мареве августовского солнца. Отчётливо запомнила она тот солёный берег, кристально чистую, ровную как лист бумаги водную гладь у маленького пирса, пустынные тропинки между пальмами, тихий звон цикад в траве. Огромное, в ярких звёздах небо по ночам, раскалённый добела асфальт дорожек, вся эта звенящая под нещадно палящим южным солнцем роскошь казалась Светке каким-то нереальным миражом, ничего подобного в её короткой жизни пока что не случалось...

Особенно поразило её море, невероятным своим, каким-то завораживающим спокойствием по утрам, когда малюсенькие, с копеечную монетку, прозрачно-голубые выпуклыми линзочками медузьи детки, в надежде погреться под горячим солнцем подплывали к самому берегу словно говоря ей: "Привет, Светик, с добрым утром!", а она, присев на корточки зачерпывала ладошками горькую морскую воду вместе с этими медузками, и пропустив её между пальцев показывала их солнцу: "Привет, малышня, с добрым утром!" А днём, когда после первой тренировки они приходили искупатьтся и поваляться с часок под жарким солнцем, море хоть и было всё таким же голубым и совсем даже не злое, случалась и приличная волна. И уже к вечеру, если они опять выходили к морю, купаться ей разрешали не всегда — волна была такой что даже взрослые заходили в воду с некоторой опаской. И тогда море было серое и не доброе совсем. А к утру всё начиналось снова — полный штиль и малюсенькие медузки у самой кромки тихой, голубой воды.

В огромном, каких она никогда ещё не видела гимнастическом зале, с двумя коврами, двумя длиннющими акробатическими дорожками, пятью или шестью поролоновыми ямами и жарким, тоже будто иссушенным нещадным солнцем запахом магнезии, Светка немного растерялась. Рядом с ней занимались какие-то чемпионки: Советского Союза, ЦС "Зенит", спортобществ "Труд" и "Трудовые резервы", просто талантливые, это было видно сразу, девчёнки из других городов и республик Советского Союза. Они все друг друга знали, были как минимум знакомы, и только она здесь никого кроме своих не знала, была новенькой, и точно уж не самой способной и талантливой. К тому же и Михаил Юрьевич, не очень довольный выступлением своей большой надежды, Светы Богдановой на Спартакиаде, пребывал в какой-то нервной раздражённости, орал на девчёнок постоянно, и Светику теперь доставалось не меньше чем другим. "Кубок Волкова на носу, — шипел он вполголоса на них, — а вы еле шевелитесь, старые коровы! Что, девушки, на солнце перегрелись? Или замуж внезапно захотелось?"

Замуж девчёнки пока не собирались, для них это было явно рановато, но и энтузиазма эти речи им отнюдь не добавляли. А Светику, привыкшему за два лагерных месяца к относительной свободе, такое обращение казалось совсем уж каким-то новым и неприятно неожиданным. Любимого своего маленького бревна она лишилась, Михалюрич упорно гнал девчёнок на большое. "Всё девушки, детство кончилось, — говорил он им, — попу вам здесь никто подтирать не собирается. Собрались, девушки, собрались! Нечего тут слёзы лить на зрителей! Работаем на высоких снарядах, привыкаем к настоящему помосту!"

От высокого, без ковровой обивки жёсткого бревна у Светки всё сильнее ныли отшибленные пятки и отбитые о твёрдое дерево кисти рук. К тому же ей казалось что и другие тренеры смотрят на неё с каким-то осуждением: загордилась мол, девочка, чемпионка Ленинграда, высокое бревно ей, видите ли, не нравится. И всё это, мало по малу, довело её до состояния какого-то отчаянного ужаса перед тренировками, в зал идти Светке больше не хотелось, но и пропускать здесь тренировки она тоже не могла: за такое вполне могли со сборов и отчислить. Даже сама мысль быть изгнанной с позором раньше срока казалась ей невыносимой, и Светка покорно тянула лямку в компании других, старших своих зенитовских подруг.

Наконец так здорово начинавшиеся и так невесело закончившиеся три недели сбора пролетели, их отвезли в аэропорт города Сухуми и посадили в самолёт. И вскоре, уже к вечеру, девчёнки были дома, в Ленинграде.

До приближавшихся неумолимо соревнований на кубок Волкова оставался всего месяц, а программа первого взрослого у Светки явно буксовала. И хотя сложных элементов в произвольной у неё ещё с весны вполне хватало, да и к тому же за пару месяцев самостоятельных тренировок в лагере прибавилось ещё, с обязательной всё обстояло совсем не так уж гладко. И всё это проклятое бревно. "Ну кто его вообще придумал, — думала иногда Светка. — Какому же гаду такое издевательство могло в голову прийти?"