Прекрасный белый снег (СИ)

Марата, хоть и не слишком часто, она всё же навещала, совсем оставить близкого ей когда-то человека, тем более в беде, Светка, конечно, не могла. Веньке она об этих визитах не рассказывала, к чему, казалось ей, попусту травмировать человека? Но он об этом знал, понимал её и совсем не возражал: отношения со своим бывшим другом она от Веньки не скрывала. Да и скрывать-то, по большому счёту было нечего, давно уже никаких особенных хоть в чём-то отношений с Маратом у неё не существовало.

Друг же с каждым разом выглядел всё хуже: он как-то постарел, о парике своём забыл совсем, ходил теперь с совершенно белой головой, да и к тому же прихрамывал немного. Долгая его жизнь в балете привела в итоге к варикозу, на икроножной мышце ему вырезали вену, потом ещё одну, а потом и на другой. Врачи сказали: пора бросать курить, иначе вообще без ног останешься, лишить же себя последнего удовольствия Марат никак не мог. "Какой тогда смысл жить, — говорил он Светке, — если во всём себе отказывать? Да и курю я совсем немного... К тому же, под красное вино..." Совсем немного — это была пачка в день, как минимум...

Той осенью, когда их выгнали из Ленсовета, Марат как-то неожиданно сломался. Школу он считал своим детищем, трудился там почти с самого открытия, вырастил не одного по-настоящему хорошего танцора, и вот у него всё это отобрали. И он запил, а дальше пошла бесконечная история с его балетными ногами, все эти больницы, операции, в перерывах между ними он вёл всего одну, на большее теперь Марата не хватало, одну только маленькую группу в затрапезном подростково-детском клубе, недалеко от дома, и как-то на этом выживал.

С той ночи когда Светка сбежала от Марата, дверь в эту квартиру своим ключом она уже не открывала: ей просто не хотелось застать его случайно в неудобной для обоих ситуации. Ключ, между тем, у неё всё-таки имелся, он сам же, в тот их, последний вечер засунул его молча ей обратно в сумку.

— Это ещё зачем, — раздражённо спросила тогда Светка. — В расчёте на прощенье?

— Да мало ли, — усмехнулся он в ответ, — случится что, а дверь закрыта...

Знакомую дверь долго никто не открывал, она уже собралась уходить, но тут услышала глухое шарканье и недовольный голос из-за двери:

— Кто там? — И тихое, невнятное бормотание Марата: — Кого ещё несёт? Достали..."

— Это я, Света, не волнуйся, — ответила она. Меня несёт. Открывай уже, не съем...

Щёлкул замок, открылась дверь и показалась белая, седая голова:

— Ты что ли, Светик?! Ну заходи, заходи скорее.

В углу небольшой прихожей, судя по всему не первый день пылилась маленькая батарея — бутылок пять из под какого-то дешёвого портвейна, прокисший табачный дух пропитал, казалось, все стены и обои, из кухни тоже несло какой-то кислятиной: не то трёхдневной квашеной капустой, не то размякшими маринованными огурцами.

— Марат, ну ты чего? — взгянула на него Светка. Чего, опять? Ты что раскис-то? Обещал ведь...

— Ну привет, во-первых, — остановил её Марат. — Здравствуй, Светик...

— Ну привет, — горестно улыбнулась ему Светка. — Привет, Маратик! — Беда ты моя. Прямо как ребёнок. Неделю без присмотра не оставишь.

— Да ладно, — усмехнулся он, — скажешь тоже! Неделю! Ладно, не гуди. Пойдём на кухню. Показывай, что там у тебя, — он взял у неё пакет, — а, вижу-вижу. Наше любименькое красное. Очень хорошо. Умничка ты моя, Светка. Надо же, как вовремя...

— Подожди, Марат, постой, — ответила она, — потерпи немного. Эк тебе неймётся. Давай-ка, объедки эти, — она поморщилось, вздохнула грустно, — кислятину в ведёрко, посуду в раковину... И открой ты окно хоть ненадолго. Дышать же нечем...

Она вымела комнату и кухню, перемыла трёхдневную посуду, собрала в два больших пакета мусор и бутылки.

— Ну вот, — осмотрев результат своих трудов уже веселее улыбнулась ему Светка, — теперь можно и присесть. Бокалы доставай.

Они посидели, выпили вина, она сварила куриный суп с лапшой, немного покормила его, как маленького, с ложки, и они выпили ещё по целому бокалу. Он счастливо, как дитя улыбался ей немного пьяно, жаловаться же на жизнь как будто и не собирался.

— Да всё у меня прекрасно, — говорил он Светке. — Честное слово! Лысиной клянусь! Дом, женщина любимая, — немного иронично улыбался он, — суп вон, с лапшой, куриный... Что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость? Правда, ведь, душа моя?

В свои проблемы она его тоже посвящать не стала. Такие вещи Светка не рассказывала никому и никогда... Домой она вернулась почти ночью...