Прекрасный яд

Уинстон кивает. Седовласый пенсионер, вероятно, один из немногих людей во всем этом чертовом доме, которому я действительно уделил бы время.

Он работает в Найтчерч уже много лет. Думаю, его нанял мой дед.

Одна особенность Уинстона в том, что он умел не лезть не в свое дело. Думаю, именно поэтому он всегда так хорошо справлялся с работой и так долго оставался в доме.

Насколько мне известно, у него нет другой семьи, поэтому Найтчерч — это вся его жизнь. Он любит эту старую пыльную библиотеку, возможно, даже больше, чем я.

Он хорошо заботится о ней, и он, вероятно, самый уважаемый человек здесь.

Я смотрю на ряды книг. Все они были собраны поколениями Сильваро.

Здесь, должно быть, больше книг, чем во всем Сидар-Кроссе вместе взятом. Я люблю это место. Это единственная часть дома, которую я действительно люблю.

Эта комната — единственное, что, как я могу сказать, моя семья сделала правильно, даже если это, блять, единственное, что они сделали правильно.

Когда во мне пробуждаются порывы и тошнота, это единственное место, куда я могу прийти, чтобы попытаться успокоиться.

Каждая книга в этой великолепной библиотеке — это терапия. Ряды за рядами глубокой, умиротворяющей терапии, и, к счастью, она достаточно велика, чтобы спрятаться среди стеллажей, когда я не хочу смотреть в глаза миру, что, признаться, в последнее время происходит почти всегда. Мне нравится, когда мой разум теряется в этом бесконечном океане слов.

Говорят, что человек, который читает, проживает тысячу жизней, а тот, кто не читает, живет только одну, или что-то в этом роде, и, черт возьми, это правда.

Я прохожу в самый дальний угол комнаты и начинаю просматривать ряд книг в конце одного из книжных шкафов.

В детстве у меня была вероятно, нездоровая одержимость монстрами и злодеями. Я сочувствовал монстру Франкенштейна, и мог по-настоящему проникнуться атмосферой "Дракулы" Брэма Стокера. Обе книги стояли на полках среди пыльных, изъеденных молью специальных изданий.

Большинство этих книг я выделил и прокомментировал. Я сделал так много заметок на страницах. Записывал стихи и цитаты, когда они появлялись у меня в голове, беспорядочно и бесцельно.

Я всегда любил поэзию и старые бредни, хотя и знал, что когда люди смотрят на меня, это последнее, чего они ожидали.

Это место завладело моим сердцем и душой. Найтчерч был проклят, но библиотека была его сияющим маяком надежды.

Плюхнувшись за маленький, потрепанный, старый стол и стулья, спрятанные за книжными полками, я достал несколько экземпляров привычной литературы и открыл пыльные страницы.

Час спустя я все еще был в библиотеке, укрывшись в своем собственном мире, когда услышал тяжелые шаги позади себя. Я понял, кто это, еще до того, как он произнес хоть слово.

— Ну все, мать твою!

Я посмотрел на охреневшее от восторга лицо Калеба. На его лице сияла широкая улыбка, демонстрирующая все его ярко-белые, идеально ровные зубы.

— Неужели у тебя нет сейчас дел поважнее, чем выводить меня из себя?

Калеб смеется, его глубокий и громоподобный голос эхом разносится по тихой библиотеке.

Когда мы с Калебом встретились много лет назад, я не думаю, что кто-то из нас представлял, насколько важными мы станем в жизни друг друга.

Калеб — линчеватель, одержимый уничтожением зла, которое пытает и калечит невинных ради забавы, и я — монстр, подпитывающий болезнь, которая живет внутри меня, горькими криками жестоких и развратных людей.

Мы были парой, созданной в аду, но это не означало, что я не хотел прибить его нахрен в девяноста процентах случаев.

Я был ночью, а он — днем. Я был тишиной, а он — шумом. Мы не должны были сработаться, но сработались.

Наверное, говорят, что противоположности притягиваются, но здесь все было наоборот.

— Отложи книги, мы идем в "Сокол".

Он опускается на потрепанный трехногий стул напротив меня. Сиденье прогибается, чтобы выдержать его вес, и я не понимаю, как оно все еще остается в вертикальном положении.

— Я думал, ты больше не ходишь в "Сокол". Насколько я помню, когда ты был там в последний раз, та цыпочка надеялась на предложение руки и сердца.

Калеб ухмыльнулся, хитро подмигнув мне.

— Неее, Руби знает свое место. Мы в порядке.

Этот засранец был невероятен.

"Сокол" был стрип-клубом почти в двух часах езды от Найтчерч. Калеб регулярно посещал это место, и я несколько раз присоединялся к нему, но владелица Руби была одержима им, и это начинало создавать проблемы, поскольку я знал, что он видел в ней не что иное, как быстрый трах время от времени.

Я знал, что она тоже неравнодушна ко мне, поскольку она не раз ясно давала понять, что хочет мой член и готова взять нас обоих одновременно, если мы будем готовы к этому.

Калеб сделал бы это не задумываясь, он был чистой дрянью, но девушка меня не интересовала. Она меня совершенно не привлекала.

В Сидар-Кросс был стрип-клуб "У Делайлы", о котором я знал. Мы могли бы пойти туда вместо этого, но это место находилось слишком близко к дому, и последнее, что я хотел делать, это связываться с отбросами Сидар-Кросс.