Прекрасный мир, где же ты

Утром его будильник зазвонил в восемь и разбудил их обоих, Саймон приподнялся на локте и выключил его, Айлин лежала на спине, потирая пальцами глаза. По бокам штор проступали полосы белого дневного света. Есть планы на утро? – спросила она. Он вернул телефон на прикроватную тумбочку. Собирался пойти на девятичасовую мессу, сказал он. Но я могу и попозже сходить, не принципиально. Она все еще не открыла глаз и выглядела совершенно счастливой, волосы разметались по подушке. Можно с тобой? – сказала она. Какое-то мгновение он смотрел на нее сверху вниз, а потом просто ответил: Конечно. Они выбрались из постели, и, пока она принимала душ, он приготовил кофе. Айлин вышла из ванной, обернутая большим белым полотенцем, и они целовались у кухонного стола. Что, если во время мессы я буду думать о чем-то дурном? – спросила она. Он потрепал ее мокрый затылок. Типа сегодняшней ночи? – сказал он. Мы не сделали ничего дурного. Она поцеловала шов футболки на его плече. Пока она одевалась, он приготовил завтрак. Почти в девять они вышли из дома и направились в церковь. Внутри было прохладно и немноголюдно, пахло сыростью и благовониями. Священник читал из Евангелия от Луки и произнес проповедь о сострадании. Во время причастия хор пел «Вот я, Господь»12. Айлин подвинулась на скамье, давая Саймону пройти, и наблюдала, как он стоит в очереди с другими прихожанами, преимущественно пожилыми. На галерее сзади хор пел: Мрак сделаю светом пред ними13. Айлин привставала на месте, чтобы ни на секунду не потерять Саймона из виду, пока он получал у алтаря причастие. Он развернулся и перекрестился. Она села, положив руки на колени. Он поднял глаза к огромному куполу, губы его беззвучно шевелились. Она следила испытующим взглядом. Он вернулся и сел рядом, накрыв ее руку своею, и рука его была тяжела и спокойна. Затем он опустился рядом с ней на колени на мягкую подушечку, прикрепленную к скамье. Склонив голову на руки, он не выглядел ни мрачным, ни озабоченным, лишь спокойным, и губы его теперь не шевелились. Сцепив пальцы на коленях, она все наблюдала. Хор пел: Слышал я зов твой в ночи14. Саймон еще раз перекрестился и снова сел рядом. Она протянула к нему руку, и он спокойно взял ее и держал, медленно поглаживая костяшки ее пальцев. Так они и сидели, пока месса не кончилась. На улице они опять улыбались, и улыбки их были загадочны. Утро воскресенья выдалось прохладным и ясным, белые фасады зданий отражали солнечный свет, мимо ехали машины, люди выгуливали собак, перекрикиваясь через улицу. Саймон поцеловал Айлин в щеку, и они попрощались.

12

Элис, ты считаешь, что проблемы современного романа – это продолжение проблем современной жизни? Я согласна, что выглядит пошлостью и декадентством, даже эпистемической несправедливостью растрачивать себя на секс и дружбу, когда человеческая цивилизация катится в пропасть. Но однако это как раз то, чем я каждый день занимаюсь. Если хочешь, мы могли бы подождать, пока бытие выйдет на новый уровень, а до того момента вкладывать все умственные и физические ресурсы в экзистенциальные вопросы, забыв про собственные семьи, друзей, любимых и так далее. Но, по-моему, ждать придется долго, мы умрем раньше. В конце концов, лежа на смертном одре, разве не о детях и близких вспоминают в первую очередь? И разве смерть – это не персональный апокалипсис? И с этой точки зрения, есть ли что-то важнее, чем то, что ты насмешливо обозначаешь как «разбежаться или остаться вместе» (!), ведь под занавес жизни, когда впереди уже ничего не ждет, лишь об этом мы и хотим говорить. Может, мы только для этого и рождены – любить и беспокоиться о людях, кого мы узнали, и продолжать любить и беспокоиться, даже если есть вещи поважнее, которыми нам стоило бы заняться. И если именно из-за этого человеческий род вымрет, разве это не чудесная причина вымирания, просто чудеснейшая из всех, что можно вообразить? Вымереть из-за того, что нам следовало переустраивать распределение мировых ресурсов и сообща искать модель устойчивой экономики, а мы вместо этого переживали о дружбе и сексе. Из-за того, что мы слишком любили друг друга и слишком интересовались друг другом. Я обожаю человечество за это, и именно из-за этого мне хочется, чтобы мы выжили, – потому что мы так глупо одержимы друг другом.