Грон замер. А вот это было уже серьезно. Красавица прекращала игру и предлагала поднять забрала. Это означало, что на данный момент ее арсенал оказался исчерпан и все уже отработанные приемы не принесли планировавшихся результатов. Теперь следовало быть особенно осторожным. И немного дерзким. Он не собирался делаться очередным влюбленным болваном, чья препарированная голова украсит уже явно довольно обширную стену виртуальной охотничьей залы принцессы, но вот заполучить ее в друзья… это было весьма заманчиво.
— Вы несправедливы ко мне, ваше высочество, — осторожно начал Грон, — на самом деле у меня нет никаких масок. Просто я… разный. — И, мысленно перекрестясь, выдал переведенное на местный язык и приведенное к местной рифме четверостишие из Евтушенко:
Принцесса некоторое время едва заметно шевелила губами, привыкая к необычным для этого мира ритму и ладу. А затем подняла на Грона взгляд, в котором он впервые увидел неподдельное удивление.
— Так вы поэт?
— Увы, нет. Это не мое. Это сочинил один великий поэт из очень далекой страны.
Принцесса задумчиво кивнула:
— Да, такой необычной рифмы я пока не встречала. А еще что-нибудь знаете?
Грон наклонился, взял с лежащего перед ним блюда небольшую гроздь винограда и, вновь откинувшись на подушки, начал:
Он читал долго и разное. Не только Евтушенко, но и Ахмадулину, Цветаеву, Есенина, Бодлера, Шекспира и многих других.
Принцесса слушала завороженно, как-то незаметно превратившись из пантеры на охоте в юную девчонку. Нет, ее грация никуда не исчезла, но перестала быть остро-расчетливой, выверенной, используемой разумом, и оттого Мельсиль стала более привлекательной.
— Еще, — потребовала она, когда Грон умолк.
— Прошу простить, ваше высочество, — покаянно наклонил голову Грон, — но я иссяк. К тому же нам пора двигаться дальше, а то мы не успеем добраться до постоялого двора.
Принцесса нахмурилась. Похоже, она не привыкла к тому, что мужчины ей перечат. Но возражать Грону не стала. Лишь, грациозно поднимаясь с подушек, позволила себе немного разочарованный вздох.
— Ну что ж, господа, наш гостеприимный хозяин, только что открывший нам еще одну толику своих столь тщательно скрываемых талантов, несомненно, прав. Нам пора в путь.
Грон, вскочивший на ноги, едва только принцесса начала движение, низко поклонился, но когда он выпрямлялся, его лицо опалила волна ярости. Лорд Эжен сверлил его таким взглядом, что, если бы взгляд обладал материальной силой, Грон был бы уже смят, раздавлен, испепелен…
Грон мысленно чертыхнулся. Все-таки это случилось, он заработал-таки себе ярого врага. Впрочем, иного варианта развития событий и быть не могло. Уж слишком ревниво лорд Эжен оберегал избранное им самим место первого кавалера при принцессе. Поэтому остальным оставалось либо изображать из себя этакую серую мышку, а в этом случае ни о какой вероятности дружбы с принцессой и речи идти не могло — наоборот, она скорее была бы взбешена тем, что ей показалось бы нарочитым пренебрежением, — либо идти на конфликт с Эженом. Молодой лорд уже пребывал на ножах практически со всеми мужчинами, состоящими в их небольшом круге (латники эскорта принцессы не в счет), но его только что вспыхнувшая ревность к Грону явно имела наивысший среди всех остальных накал.
Грон тихонько вздохнул. Что ж, значит, так тому и быть, он и так оттягивал этот конфликт сколько возможно, надеясь продержаться хотя бы до Загулема. Как видно, не судьба…
Следующие четыре дня принцесса практически не отпускала Грона от себя. Он с некоторым трудом, но таки отбился от чести сопровождать ее высочество в карете, однако особенного облегчения ему это не принесло, поскольку принцесса со свойственным ей своенравием приняла решение передвигаться по большей части верхом. Так что Грону, повиновавшемуся ее решению, пришлось буквально приклеиться к левому стремени ее коня. И первые два дня он буквально физически чувствовал, как его спину буравит ненавидящий взгляд лорда Эжена, все попытки которого занять подобающее ему место рассыпались о раздраженную фразу принцессы:
— Лорд Эжен, вы меня утомили, дайте же мне возможность хоть какое-то время пообщаться с человеком, который не столь навязчив, как вы, а по-настоящему мне интересен.