Прекрасный Старый Мир

А мне сие записывать, вздохнул я. А начальство змейское, не прекращая трёп свой, время от времени взор свой злонравный на мою персону кидало и явно предчувствиями мучений моих наслаждалось.

А вот когда платформа плюхнулась на балкон, ограждённый фигурной балюстрадой, поднявшийся леший к уху моему склонился и змейски прошипел, что протоколировать сию часть не потребно. Ну хоть то хорошо, мысленно вздохнул я, телепаясь за провожатым.

Провел нас провожатый в небольшую залу, где к нашей компании присоединился ещё один тип в шароварах. Шаровары были хоть лиловые, но тоже очень ничего. Очевидно, второй тип был рангом провожатого повыше, поскольку бухнулся напротив Лешего, да и начал с ним… натурально и базарно торговаться!

Я сей бардак протоколировал, оком недреманным детали подмечал, но могу сказать так: сие ракшасево отродье было злонравно, заносчиво, жадно почище самого Лешего. Ну, впрочем, начальство моё явно обладало злоехидством в преизбытке, явно превосходя этим оппонента. В общем, торговались сии достойные мужи насчёт, как я и предполагал, ряда биоразработок. Как готовых, так и несколько заказов. И продолжался сей базар до обеденного времени, когда хозяева вдруг замолчали, да и покинули зальчик. А им на смену набежали служки, да уставили столики низенькие всяческой провизией.

— Ну и как вам Тапробана, Ормонд Володимирович? — полюбопытствовало его злонравие в промежуток между перекусами, эфирно беседу обезопасив.

— Да как-то странно, Добромир Аполлонович, — честно ответил я. — Красиво, бесовски красиво тут, — отметил я. — Но вот ваши взаимные славословия на три часа… зачем сие? — полюбопытствовал я.

— А это местные как красотами и богатствами кичатся, так и вымотать тщатся, — ехидно ответствовал Леший. — Славословия сии есть тут норма приличная, ну а время — устать я был должен, чтоб к сроку обеднему на все условия согласился.

— Так посольство, неужто времени отдохнуть не хватит? — полюбопытствовал я.

— А на Тапрабане в ночное время чужакам пребывать не след. Местные снимают все обязательства насчёт безопасности, — уведомил он о деталях, в библиотеке не встречающихся.

— А что так? В ракшасов по ночам оборачиваются? — не без ехидства, но и с некоторым интересом уточнил я.

— Вроде как, — покивал Леший, полюбовался моей бровью вздернутой и фыркнул. — Нет, конечно, но традиция идёт с тех времён. Да и вправду дурное сотворить могут, в этом случае как повезёт. Только гости под защитой, а мы не гости, а послы.

— То есть, вымотать, в день уложится и всучить подороже, — понятливо покивал я. — И до ночи так?

— Уже нет, потому нас и оставили, — ответствовал Добродум. — Через полчаса вернётся, будем уже нормально договариваться. Без базара этого, — хмыкнул он.

Собственно, так и оказалось: лиловошароварный явился, лишь с одним сопровождающим и в пару часов согласовал всё потребное. Как подменили, хмыкнул мысленно я, на вполне деловые переговоры. Диковато звучащие после предыдущего: «мы снисходительно соизволим вас наделить бесценными плодами нашего гения».

А после мы на самом что ни наесть обычном самолётике менее чем за час в порт воздушный вернулись. А я постановил, что местные, невзирая на отрадную архитектуру, сволочи импортные. И непонятные какие-то, что, впрочем, и закономерно. Поскольку они сволочи, а я нет.

— Добродум Аполлонович, — обратился я уже в самолёте, между трудами эпистолярными. — А на кой бес вообще вы сюда летали? Вроде и простой служка посольский справился бы, — озвучил мысли я.

— Ну важность сего договора вы, надеюсь, понимаете? — ехидно вопросил Леший, на что я обозначил, что понимаю. — Ну а с «простым служащим», как вы выразились, местные бы просто не стали бы общаться. Вы заметили, что ваш адрес, — змейски оскалился начальник, — ни звука не было произнесено?

— Ну да, но я думал… — начал было я, но был злонравно перебит.

— Мыслеблудствовали, в общем, — ни за что, ни про что, обидел хорошего человека меня, леший вредный. — Не считали возможным. Недостойны, — веско покивало его злонравие.

— Фантазёры какие забавные, — широко улыбнулся я.

Но вообще да, такие, специфические типы, думал я уже после составления протокола. Леший с последним знакомился, хмыкал, даже вслух озвучивал перлы мудрости моей, вроде: «Тщился Амусанд сей Вильно в разор ввергнуть, но Д. А. Леший Полис наш славный от злодейства оберёг». Скалился злонравно, но гадостей насчет талантливого протокола не изрекал. Да и добрались, по прошествии времени должного, до родного Полиса, причём его злонравие даже выделило день отпуска.

И полетели дни, вот как ни шаблонно, но именно сие они, дни енти, творили. За пару месяцев совершили мы с Лешим семь посольств, о которых и вспомнить-то толком нечего, кроме мыслей моих мудрых, о природе биологической различных импортных сволочей.

Дома же было всё по-старому: я учился, Мила училась, штудиям различным предавались вместе и по отдельности, в прямом и переносном смысле. Люцина к нам зачастила, даже оказывала помощь в обучении Милы, но сам я пока «в себе не разобрался», а вопрос ребром не вставал.