Прекрасный Старый Мир

— Ты глянь, Эф, — ехидно выдавал один, женский, голос. — С двумя любиться. Хотя одеты вроде, но всё равно охальник.

— Так уж сразу и охальник, Лада. Да и впрямь одеты, — ответствовал второй, юношеский голос. — Впрочем, что не зрели мы его — я понять могу, это он молодец…

— Я тебе дам молодец! Уд бантиком завяжу… — начал было женский голос, но был моей проснутостью перебит.

— Когда у меня племянник появиться? — вопросил я, не открывая глаз.

Ответом были глубокомысленные «эканья» и «мэканья» на два голоса. Глянув на часы, явил я побудникам кулак, палец к пасти приложил, да и жестом изгнал из опочивальни. А вскоре и сам присоединился к родственничкам.

— Чем обязан столь приятному визиту? Поздраву ли, Лада, Эфихос? — куртуазно осведомился я.

— Ну ты на него посмотри, — потыкала в меня перстом Лада. — Ты когда дома появлялся, академик? — выдала она, под кивки Эфихоса.

— Каждый день дома бываю, с тех пор как службу окончил, — с непричёмистым лицом изрёк я. — Да и фонил отцу недавно. Вроде…

— Два месяца назад, — припечатал братец. — А до самого не дофониться — то слуга твой говорит «нет, когда будет не ведаю», то Милорада «передам как есть».

— Хм, — глубокомысленно изрёк я.

Вообще да, было такое. В смысле для Твёрда и Забавы распоряжение сделали, нет нас ни для кого, окромя службы. И Мила мне то-то из серии «отфоните родителям» вещала, но я отмахнулся, вроде недавно фонил. А вона оно как выходит, пара месяцев уже.

— Сами виноваты, — нашёл я крайних, — Кто раньше приехать мешал? Занят я, сильно, — честно ответил я.

— И чем? Ты ж слушатель академический, службы не несёшь? — упёрла руки в боки Лада.

— Если девицами — так понятно, но вторая кто? — начал интересоваться братец. — И что у вас?

— У нас трио, официальное. Соученица гимназическая моя, Люцина Перемысловна Тёрн, думаю на днях представлю.

— Уже Тёрн? — прокурорски уставилась Лада.

Но вообще да, взяла Люц мою фамилию, уж бес ведает по каким причинам. Не сказать, чтобы это сильно распространено было, по причине отсутствия формализации брака, но встречалась. Да и Мила стала задумываться. Хотя, как по мне — лишнее.

— Уже Тёрн, — ехидно покивал я. — А занят я исследованиями. Как своими, так и на благо Полиса.

— Слушатель? — поднял бровь братец, на что узрел мою бровь, гораздо более ехидно поднятую. — Ну, как скажешь. Родственницу-то новую когда семье представишь, академик занятой?

— Сказал же, на днях, — буркнул я, прикидывая сроки.

Вообще, ежели подумать, то учинил я свинство, по отношению к родичам. Не былинное, даже не сильное, но ощутимое. Вот реально, упёрся пятаком и пёр вперед, по сторонам не оглядываясь. Вепрь как он есть, как Мила говорит, хорошо что не хряк, съехидствовал я. Прикинул сроки: сегодня нам из любого положения в Академию надо. И насколько задержимся — бес знает. И не сбежишь, как понятно, не те расклады.

— Внимайте мудрости моей академической, — провозгласил я, великодушно проигнорировав ёрничество и прочие «внимаем, о великий» от тернов родственных. — Сегодня я с девицами у начальства. Тут без вариантов и насколько затянется — не ведаю. Но, из Академии отфоню тотчас, как освобожусь. Вы ныне где обитаете? — уточнил я.

— Ныне у нас, — выдал братец. — А вообще, Орм, у нас потеха выходит. Как переберёмся, то отец, то дядька «в гости» переезжает, — ухмыльнулся он.

— Да, забавно, — признал я. — Ну, значит, сегодня отфоню. Благо, буду во времени свободном ориентироваться хоть как. И давайте, езжайте откуда пришли, — помахал я рукой на родичей.

— Прогоняешь? — состроила Лада жалобную физиономию и длань на перси возложила, приступ сердечный симулируя.

По совести, толком не вышло у неё ни того, ни того: для жалобной физиономии лик её был слишком тернист и ехиден, кроме того отличался изрядно хорошим цветом, что удар сердечный исключало. Так что покивал я с мордой суровой и непреклонной.

— Само собой прогоняю. Нам нынче на службу собираться, выпить чашечку кофия, ванную принять. И на кой вы нам сдались? — резонно вопросил я.

— И даже корочкой хлеба не угостишь? — начал лицедействовать уже братец.

— Корочек на вас, проглотов, не напасёсси, — проявил я уместную бережливость.

После чего эта парочка, состроив лики оскорблённые (всё одно похрюкивали, дилетанты), удалилась из нашей обители. Вскоре проснулись девчонки, позавтракали да и оповестил я их о скорейшем визите к родичам моим.

— Верно, а то фонили по три раза на седмицу, а ты Ормоша всё «был, да был недавно», — попрекнула меня овечка. — Я уж понять не могла, то ли ты во времен запутался, то ли Володимир Всеволодович в делах заблудился.

— Я, — признал я. — Реально запутался, будем исправляться, — под довольные кивки Милы выдал я.

— А что мне одеть, и какие у вас правила? — довольно сильно взволновалась Люц.

— Люц, какие, к бесам, правила? — изумился я. — У нас семейство купеческое, матом без нужды не посылать, разве что.

— Древнейшее в Полисе, одно из самых, — выдала Люц.