Прекрасный Старый Мир

Ну, вполне сносное название, отметил я, пощёлкивая переключателями. Через несколько десятков минут ракета двигалась вместе со спутником, судя по телеметрии с нужной скоростью и на нужной высоте. Девчонки радостно приветствовали сей момент попискиванием, чмоками в щёки и прочим, но я пока не радовался. Было еще одно дело.

— А сейчас чем вы заняты? — последовал вопрос. — Судя по поведению ваших помощниц, всё удалось?

— Всё да не всё, — ответил я, дождавшись остановки тяги и подав команду на отстыковку. — На данный момент на орбите и спутник и ракета. Последнюю я отсоединил, но на орбите ей делать нечего. Так что я её направляю к Земле.

— А где она окажется? — последовал заинтересованный вопрос. — И не найдут ли её… — тут вопрошающий не договорил, но смысл был понятен.

— Окажется она в атмосфере. В самом буквальном смысле этого слова. Сгорит от трения, — ответил я, увеличивая тягу. — Войдёт в атмосферу под острым углом, оболочку мы рассчитывали с учётом этого, и она просто сгорит как астероид. Так уважаемые, внимание на экран! — громко озвучил я, щёлкнув переключателем.

Впрочем, чуть не опозорился — экран демонстрировал пустоту, с голубой дымкой по одному краю. Вот бесовская фигулина, посетовал я, а вот ориентиров относительно земли я не ввёл. И щаз вращал бы как дурак, «ища Землю». Хорошо хоть часть атмосферы видна, да и звёзды стали проступать, то ли конденсат с объектива испарился, то ли ещё что.

— Голубе свечение — атмосфера, — выдал я громко и, прикидывая «куды вращать», обратился к Миле. — Отметь, пожалуйста, в следующих спутниках блок наблюдения должен свободно вращаться по поверхности и иметь свой гироскоп, — на что Мила зашуршала стилом.

А через пару минут экран занимала голубовато-белая картинка. Довольно известная Олегу, но в первый раз наблюдаемая тут.

— Наша Земля, уважаемые, — отметил я, с хрустом приподнимаясь и приобнимая девчонок. — У нас получилось…

Впрочем, пару сумбурных минут спустя, надо было вновь возвращаться к делам. Я деловито уселся, подключил новый блок переключателей и защёлкал ими, наблюдая за экраном.

— Итак, второе по важности открытие — эфир в Солнечной системе ничем не отличен от эфира на Земле, будет подвластен одарённому, — озвучил я.

— Как будто это было неясно по наличию связи, — гадко выдал один из непредставленных академиков.

— Ну, вам, уважаемый, возможно всё и было ясно, — отернился я. — А вот для меня связь эфирофоном и живой человек — вещи разные. И само наличие эфира и связи, никак не утверждает его подвластность. Ну и. наконец, третье, не столько открытие, сколько удовлетворение любопытства, — высказал я, покуда всякие злобные завистники и прочее не начали высказываться. — Посмотрим на наш Плис, насколько, конечно, его удастся увидеть.

И начал я вращать рукояти настройки. А так-то понятно, что всяких критиканов и злопыхателей я повергну в прах. Своими многочисленными достоинствами. Но на данный момент сие повергание будет несвоевременным. И через минуту на экране был наш Полис, занимавший четверть экрана. Частично скрытый, точнее размытый облачностью, но различимый, как и комплекс Академии, где мы пребывали.

— Вижу, потенциал у вашей придумки есть. Ормонд Володимирович, — выдал Легат. — А вы говорили о тепловизоре? — напомнил он.

— По моему разумею, смысл тепловизора будет лишь ночью, — ответствовал я. — Нагретая Солнцем планета не даст нам наблюдать что-то, кроме пятна тепла. Впрочем, попробовать нам ничего не мешает, — заключил я, на что раздался гул.

В смысле «интересно». Впрочем, интересно было и мне, так что и я щелкнул переключателем. Однако, как и ожидалось, кроме этакого «поля засветки» ничего мы не узрели.

Тем временем, наблюдатели, погудев, выставили Всеслава Изяборовича в роли рупора.

— Ормонд Володимирович, по результатам могу сказать одно: сотворили вы Дело с большой буквы. Не могу полностью представить, всех перспектив пред нами открывающихся, — выдал Глава Академии. — И деяние ваше, совершённое в одиночку, заслуживает награды. Чего бы вам желалось?

— Должно отметить, что не в одиночку, а как с помощницами моими, Милорадой Поднежевной и Люциной Перемысловной, а также в разработке сенсоров принимал немалое участие Лавр Путятович, — обменялся я кивками с куратором. — А желалось бы мне, Всеслав Изяборович, получить под начало одно из направлений, в процессе полёта открытых. Курировать и контролировать, да и самому исследовать и испытывать, — озвучил я.

— Наградой за хорошую работу становится следующая работа, — хмыкнул Академик. — Хотя и ряд организационных моментов этому препятствует, однако просьба ваша удовлетворена будет. Ибо Закон Полиса в том меня утверждает. Что ж, Ормонд Володимирович, вижу, устали вы, что и не мудрено. Ступайте, отдохните, детали завтра обсудим…

— Буквально одну минуту, — решил я ковать, не отходя от пункта управления.

Да и когда мне столь представительная аудитория достанется? Возможно — вскоре, возможно — никогда. То что меня «не задвинут» — хорошо. В этом случае я Изяборычу верю, но у меня и иная цель.