Прекрасный Старый Мир

— Какой есть, Добродум Аполлонович, гением себя не мню, — ответил я. — А как сменщик мой, справляется? — полюбопытствовал я, отчего Леший помрачнел.

— Никак ваш сменщик, Ормонд Володимирович. Убит три седмицы назад в посольстве, — выдал мрачный Добродум.

Это да, неважно сие, да и парня жалко, хоть и не знал я его. И мда, просто слов нет, как всё катиться под гору-то, представил я свою мысленную «гоночную трассу». Впрочем, ещё с четверть часа побеседовали, да и покинул я лешую обитель. Правда, узнал, какого лешего меня Даросил Карлыч в Управе числиться оставил.

— Сие не сказать, чтобы тайна великая. А сейчас и не исполниться к тому же. Хотя, поживём-увидим, — философически выдал Леший. — От вас, Ормонд Володимирович никто прорывных проектов в науке не ожидал, а вы, при всей тернистости, отсутствии чинопочитания, чрезмерной любви к орудиям милитантским, возмутительному доведению мало, что не до удара… — и начал Леший злостный занудно мои многочисленные достоинства перечислять, на которые я с улыбкой кивал, мимо ушей пропуская. — …неплохой работник, справно обязанности исполняющий, — парадоксально закончил тварь эфирная. — И мыслил Даросил Карлович вас к Остромиру Потаповичу приставить, не как секретаря, а как компаньона младшего. Сие и мне и прочим товарищам главы время освободило, да и вы бы, с временем место товарища по науке и академическим связям могли бы занять. Но, ныне сложилось как есть, — развёл Леший клешнями.

Собственно, сия небезынтересная информация и была финалом нашей беседы. Распрощался со мной Леший, да и наказал более с гаковницей к нему в кабинет не являться. Ну не знаю, пребывал я в раздумьях. Как по мне — крайне уместное снаряжение для посещения твари эфирной. А после, девчонок прихватил, да на выходе опять призадумался.

— Домой, Ормоша? — полюбопытствовала Мила, задумчивость узрев.

— Да вот думаю, всёж праздник у нас. А не съездить ли нам в термы городские, отпраздновать? — прикидывала всякое-разное моя задумчивость.

Девчонки призадумались, гардеробы осмотрели, да и согласились. И, нужно отметить, отпраздновали мы весьма и весьма. И в особняк Тёрнов ехали пусть несколько усталые, но бесовски довольные.

В отчем доме собрались все родичи. Приняли нас довольно сердечно, но меня попенять мыслили. От чего я (не без умысла, признаться) наградным орудием оборонился. В итоге тернистость семейная была направленна на места, где я с моей прелестью ныне явиться могу, да и на рожи, морды и физиономии лиц, сии места населяющие. Но, в целом, хорошо посидели, даже Люц зажатая через полчаса взаимной тернистости оттаяла.

В итоге вернулись домой за полночь, да и оставшуюся неделю и вправду отдыхали: вымотались мы немало, как физически, так и нервически. На пикник ездили, по лавкам торговым, ну и само собой друг другом не пренебрегали.

Это, мысленно хмыкал я, у нас отпуск и месяц медовый вышел, в одном флаконе и всего в седмицу. Впрочем, лучше так, чем ни беса не делать.

Ну а на следующий день, вымытый и побритый я стоял перед Академией, готовый сдаваться. Даже была мысль войти в кабинет, где меня ождала комиссия, с поднятыми руками и воплем «я сдаюсь!», но неуместную весёлость я переборол. Служка, отвёдший меня до кабинета уже удалился, так что зашёл я и просто поздоровался. Получил в ответ представления (кстати, все три комиссианта были на запуске спутника), ну и. на удивление, протянули мне три листа.

— И всё? — изумился я. — Ни опросов, ни собеседования?

— Точно так, — ответил старший академик под злобное бормотание шёпотом: «ты с этим справься».

Справлюсь, морда завистливая, мысленно посулил я типу, хамящему мне на запуске. Прихватил листы, присел за стол и несколько… Нет, не растерялся, предложенные задачи были вполне решаемы. Но давались не в математической форме, часть переменных надо было экстраполировать. Да и прямо скажем, если бы не мои занятия последние месяцы — не факт, что и справился бы. Реально, многое из высшей математики пришлось вспоминать, потому как Олег подзабыл за ненужностью. А часть методов и инструментов учить с нуля — математики Мира Полисов не фасоладу сандалетой хлебали.

— Арифмометром пользоваться могу? — уточнил я.

— Да. Как и справочниками, ежели потребно, — получил я ответ, на который последовал отказ.

К бесам мне справочники, и так всё помню. А вот арифмометр это хорошо, вычислений до беса. Пару часов ломал мозг и благословлял организм одарённого, как и свои пусть и ограниченные, но терапефтические штудии: задачки мне подобрали академики весьма непростые, не столько в смысле счисления — тут прекрасно справлялся арифмометр, а в смысле самой постановки математических задач. И если б не эфир, то через час бы я уже был на сносную когнитивную работу не способен. А так справился, перепроверил написанное, да и промаршировал к комиссии.

— С заданием справились? — утонил академик, глава комиссии.

— Со всеми, Аристарх Пантелеймонович, — с законной гордостью оповестил я.

— Весьма споро, — отметил пожилой академик, принимая ответы. — Погодите пока, мы проверим, — выдал он.