Однако, во-первых, это было не слишком быстро. А, во-вторых, могучий интеллект одного пухлого типа, разродился мыслью и вправду изящной. И стала облицовка сопла сменной вставкой. Одноразовые керамические «патроны», вставляемые в сопло, меняемые по мере износа. Самая прелесть этого решения была в том, что одарённый, в той же пустоте, глушит двигатель… и, эфирным телекинезом, не покидая пустотный аппарат, меняет «патрон». И всё.
А, в результате, мы получаем бонусы ядовой алхимической смеси, дающей весьма высокие показатели истечения плазменного потока и, соответственно, тяги. При этом, десять мегаватт одарённого, с КПД порядка шестидесяти процентов, прилагаются к этому потоку и выдают соответствующий кинетический… импульс. Практика показала, что конденсирование и выброс импульсом через равные промежутки времени ещё выгоднее, откуда, собственно, и нарисовались эти шестьдесят процентов.
Вторым же направлением битья «изыскательной лаборатории реактивного движения» было создание реактивных аэропланов, на что я, признаться, плюнул: неинтересно и, как по мне, не слишком нужно. Но сотрудники Лавра работали, в поте лица своего, не без этого. В ту же степь, в смысле моего отношения, шли и ракеты-перехватчики, как и зенитные. Правда, в этом случае, лаборатория просто выдала несколько прототипов движителей. Благо, прогорание сопел в данном случае было не важно. А вопросами использования, монтажа и прочим подобным, после обретения движителей, заведовали милитаристы.
Что творилось в лаборатории «электромагнитных волн» я вообще толком не знал. Выдал списком воспоминания, под видом «воображаемых придумок», на тему связи, радаров, высотомеров и прочей радиопакости. Сотрудники лаборатории электромагнитных волн работали, что-то у них выходило, но мне было, признаться, не до того.
А вот с лабораторией полупроводников, по итогам, вышло так, что она оказалась моей «второй», в смысле руководства. Слишком уж я влез в её дела. После чего, её руководитель, матерно меня обругав, оставил её на меня с замами и секретаршей.
Ну и нахрен его, ретрогада престарелого, мысленно послал я заслуженного деда. Вот только опять зажал себя в тисках цейтнота и неудобья. Что, впрочем, компенсировалось тем, что от дела знакомого, перспективного и того, чем я в итоге хотел заниматься, я не отрывался.
По результатам, у нас даже получилась средняя интегральная схема, на восемь сотен элементов. Весьма пристойная работа, а уж про перспективы говорить страшно… В смысле того, что уже начиналось программирование, логические элементы… Которые в Мире знал только я. И это было страшно, так что отошёл я от лаборатории. Которая занялась миниатюризацией уменьшением всего и вся, да и тратил время на составление учебников, наставлений и прочего.
Но, в рамках полётных вычислителей выходила конфетка: в прибор, размеров с дипломат, влезали вычислительные мощности десятка шарообразных ламповых вычислителей. Более того, доставленные мной в нашу лабораторию вычислители освободили сотрудников от тяжкой расчетной работы… и породили бурление.
Субстанция, которую порождали пытливые мозги подчинённых, я определять не брался. Поскольку культурен и куртуазен.
Как пример: припераюсь я на службу и отмечаю в подведомственной лаборатории прискорбное отсутствие персонала. Бардак и поругание, даже застроить некого и гнев начальственный обрушить!
— Это что, бунт на корабле? — вопросительно уставился я на Милу, недоумённо пожавшую плечами.
— А почему корабле, Ормоша? — полюбопытствовала моя овечка.
— А потому что найду, да и выкину за борт, — злопыхал я.
— Погоди, может эксперимент удачный… — начала было Мила.
— Какой, к лешему, эксперимент, ежели у нас вычисления и расчёты по графику?! — возмутился я.
Сотрудники, в итоге, обнаружились. Причём с одной стороны, молодцы, поскольку освоили припёртое мной оборудование, ударными темпами завершили плановую работу. Тут реально молодцы, не поспоришь.
А вот в остальном… обнаружил я весь персонал, пребывавший в совещательном зале лаборатории. И внимали, значиться, сии бездельники, включая обоих академиков, одному лаборанту. Последний с завидной страстью. С бурной жестикуляцией, толкал в массы идеи о «бороздящих просторы калошах».
Зам мой тихонько поздоровкался, да и поставил меня в известность, что вот, посчитали всё, так что сейчас «меняются идеями».
Ну, подумал я, что так уж и быть, молодцы. И обмен идеями — дело благое, этакий просвещённый вариант мозгового штурма. Присел, да и принялся слушать оратора. И просто охерел … ну, ладно бы парень нёс агитку «за всё хорошее, против всякого неблагоприятствования ". Реально, что-нибудь насчёт «корыт, бороздящих». Так нет, этот инвалид умственного труда выдавал плоды своей инвалидности как рабочую идею!