Прелесть

Теперь же человек вновь подбирает слова — банальные, избитые слова, — чтобы приглушить яркость явления непонятного и посему пугающего. Человека со способностями к телекинезу называют подъемщиком, телепата — искарем или говорильщиком, умение различать всемирную линию жизни нарекли вторым зрением, а человека, способного предвидеть будущее, обычно величают подглядой. А сколько еще способностей, о которых люди не имеют представления или в лучшем случае догадываются? И все их свалили в кучу, на которую нашлепнули общий ярлык со словом «магия». Но это не имеет особенного значения. Обычное простонародное словцо выполняет свои функции не хуже, чем корректная терминология; не исключено, что в итоге такие слова даже поспособствуют осознанию истины. Главное, на сей раз все эти способности не пропадут, не уйдут на задворки разума. Что-то случится, что-то обязательно должно случиться, чтобы люди вздрогнули и осознали свои реальные возможности.

Так он шагал от лагеря к лагерю, и задавать вопрос не было нужды, ибо этот вопрос шагал впереди него.

Он, человек-легенда, брел по дорогам, а потом до него дошли слухи о другом человеке-легенде: тот переезжал от лагеря к лагерю и везде распространял чудодейственные снадобья и целебные зелья.

Поначалу это были всего лишь слухи, но они повторялись все чаще, и наконец Эмби он набрел на лагерь, где врачеватель побывал не далее как неделю назад. Тем вечером, сидя у костра, Эмби слушал рассказы о чудесных исцелениях.

— Миссис Купер уже много лет на здоровье жаловалась, — рассказывала старушка, — все болела и болела, днями с постели встать не могла, да и желудок ничего не принимал. Выпила пузырек его микстуры — и вот вам нате, скачет как козочка, вы б ее только видели!

— А у меня ревматизм был, — рассудительно закивал старичок по ту сторону костра. — Да так привязался, что сил нет, кости ломило каждый божий день. Док нашего лагеря только руками разводил. А стоило глотнуть того средства… — Вместо слов он вскочил и лихо сплясал джигу.

Рассказы повторялись не в одном лагере, а в двух десятках, и везде звучали одинаково: раз — и готово, встал и пошел, как бабки отшептали.

Еще один, говорил себе Эмби. Еще один творец магии, человек, в совершенстве овладевший искусством врачевания. И спрашивал себя, чем же все это закончится.

А потом встретил целителя.

Вскоре после сумерек Эмби вошел в опустевший лагерь. Был тот час, когда ужин уже съеден, посуда вымыта и все собираются, чтобы посидеть и поговорить. Но вокруг трейлеров не было ни души — разве что пара собачонок у мусорных баков, — и гулкая пустота эхом рикошетила от трейлерных стенок.

Он стал посреди лагеря и задумался, не стоит ли крикнуть, чтобы привлечь внимание, но кричать побоялся. Медленно двинулся вперед, зыркая по сторонам, высматривая любое шевеление, любой тревожный признак. Тогда-то и увидел яркое пламя на южной границе лагеря.

Осторожно приблизился и еще издали услышал ропот толпы. На мгновение застыл, не уверенный, что ему будут рады, а потом неторопливо двинулся вперед.

Толпа собралась возле рощицы сразу за лагерем. Люди тесно сбились перед одиноким трейлером. Собрание освещали шесть воткнутых в землю факелов.

На ступеньках, ведущих к двери трейлера, стоял мужчина, и его голос долетал до Эмби, но едва-едва. Хотя слов было не разобрать, в речи мужчины было что-то знакомое. Эмби стоял и вспоминал детство, вспоминал городок, о котором забыл уже много-много лет назад, вспоминал звуки банджо и столпотворение на улицах. Это было так волнующе, что потом только об этом и говорили. Старушка Адамс поклялась на купленном снадобье, что никогда себя так хорошо не чувствовала, и годами терпеливо ждала, когда в город вернется странствующий лекарь, чтобы приобрести у него еще бутылочку. Но лекарь так и не вернулся.

Эмби подошел к толпе. Какая-то женщина оглянулась, прошептала горячо: «Это он!» — словно перед толпой выступал сам Господь Всемогущий, и снова обратилась в слух.

К тому времени человек на ступеньках трейлера разошелся не на шутку. Говорил он негромко, но голос разносился над публикой — спокойный и в то же время энергичный, властный и в то же время задушевный.

— Друзья мои, — говорил человек, — я ничем не отличаюсь от остальных, ни в коем случае не подумайте иначе. Не хочу дурачить вас и делать вид, будто я что-то из себя представляю, ведь на самом деле это не так. Я и говорить-то не умею толком, и с грамматикой не в ладах. Но вы, наверное, тоже не великие грамотеи, так что смысл слов будет вам понятен и ничего не произойдет страшного. Я бы хотел спуститься и побеседовать с каждым из вас наедине, но вам будет лучше слышно, если я останусь здесь. Поверьте, я забрался на эти высокие ступеньки вовсе не для того, чтобы важничать. Я залез сюда вовсе не для того, чтобы возвыситься над вами.