Прелести Лиры (сборник)

Я понял, что своей готовностью принять любую неизбежность успел навредить себе – нет, уже нам с Натали. Вот почему в следующую секунду я прикинулся тряпкой и шлангом одновременно: безвольным и нежизнеспособным. Можно сказать и так: во мне мгновенно проснулась ящерица с её доисторической способностью к мимикрии. «Сколько же на дне моего существа прижилось ещё всяких тварей, чистых и нечистых, хотелось бы знать?» – мысленно адресовал я себе риторический вопрос.

– Я хочу жить, Элла.

Так я называл её в минуты близости, чтобы хоть как-то смягчить скользкое и холодное «Эллина».

– Вот это правильно. Вот этому я верю. А писанине твоей – не верю.

– Я узнала вас, – вдруг заговорила Натали, обращаясь ко мне, и я был поражён женственным тембром её голоса. Голос был до того интимным, что казалось странно и неловко слышать, как она разговаривает им со всеми подряд; казалось, он был предназначен для слуха кого-то одного, единственного. Для меня, например. Во мне (на дне!) с чудной силой проснулась никогда ранее не тревожимая ревность. Я сразу всей своей аурой и загнанной под ахиллесову пяту харизмой почувствовал, что на холодном полу, передо мной, на тёплой попе сидит моя женщина, и тут же разозлился на неё на то, что она опрометчиво посмела стать женой другого. И вот к чему это привело, я же теперь и расхлёбывай всю эту круто заваренную кашу.

И, что характерно, мне было наплевать на несвоевременность моих прозрений. Что мне была смерть перед лицом почти обретённого счастья?

Вот почему я посмотрел на неё снисходительно и, как мне показалось, убийственно равнодушно.

– Ваша фамилия ***, а вовсе никакой не Гомер. Я читала ваш роман «Для кого восходит Солнце?» с карандашом в руках. Вот книга, видите, лежит на моём ночном столике, вся исчёрканная восклицательными знаками. О, как вы правы! Хочу вам сказать, что ничего лучше я не читала в своей жизни. И я так рада, что мне удалось познакомиться с вами. Мне тоже очень приятно.

– Одну секундочку, – встряла Сцилла. – Я вам не мешаю общаться?

– Мешаете, разумеется, – возразила Натали.

– Эллина, погоди, дай человеку сказать. Поверьте, я очень ценю ваше мнение, Натали, – продолжал я извиваться ящерицей.

Видимо, моя боевая подруга была готова ко всему, только не к встрече читателей с писателем, да ещё в такой не совсем обычной обстановке и уж в совсем не подходящее для такой мирной акции время.

– Я бы посоветовала этой шлюхе заткнуться, а тебе, Гомер, подумать о своей жизни, – нервно кинула она в мою сторону, переходя на харибдский язык агрессии. За словами оскорбления обычно следуют ещё более оскорбительные слова. А далее – необратимые и неконтролируемые действия. Теперь во мне ожил какой-то умный волк.

Я посмотрел в глаза Натали. Она не отвела своих глаз. Мы поняли друг друга. И я проникся уверенностью, что только так – с первого взгляда! лазером! по сердцу! – и должно быть в жизни, и если у меня до сих пор так не бывало, то вовсе не потому, что подобного не бывает вообще, а потому, что так бывает крайне редко. Теперь мне было что терять и за что бороться.

Ящерица во мне вновь шевельнулась, увеличиваясь в размерах и наливаясь матёрой волчьей силой.

– Элла, я весь внимание.

– Не будем терять времени. Сейчас ты возьмёшь пистолет, вот этот.

Она бросила на лёгкое и пышное, как бы взбитое, покрывало тяжёлый стальной револьвер, который буквально утонул в кремовых кружевах. Я не мог отвести от него взгляда и стоял, как парализованный. Оружие было красивым.

– Бери, что стоишь, как истукан.

Я сделал шаг на негнущихся ногах, взял в ладонь револьвер – и вместо ожидаемой уверенности на меня накатил панический страх.

– Сейчас ты выстрелишь в эту шлюху и сделаешь дырку в её похабном сердце, – сказала Эллина. Она вновь чувствовала себя, как акула в воде.

Я поднял на неё глаза, в которых, по моей задумке (и не надо было большого актёрского таланта, чтобы сыграть это), должны были отразиться мутное безволие и покорность.

– Да, да, выстрелишь. А если не выстрелишь, то это сделаю я. И рука не моя дрогнет, как ты понимаешь. Но на рукоятке будут отпечатки твоих пальцев. Как и на ручках всех дверей в этом доме. Ты слишком джентльмен, иногда надо позволять даме открывать двери. Получается, убьёшь её всё равно ты. Соображаешь?

Я пытался соображать.

– Ты убьёшь эту стерву, заберешь её колье – не беспокойся, я знаю, где оно лежит, пусть тебя это не слишком волнует: ведь достанется оно мне, и вполне заслуженно, не так ли?

Я кивнул, как будто мы уже грабили награбленное.

– После этого ты ранишь меня, легонько, для отвода глаз, – и я дам тебе шанс: отпущу тебя на свободу, а сама позвоню в милицию. Ты успеешь спрятаться очень далеко, если не полный идиот. Я даже подскажу, куда. Это и есть моё предложение, от которого не советую тебе отказываться – если ты нормальный, если ты выбираешь жизнь, конечно.

Я пытался сосредоточиться, но у меня это плохо получалось.