Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги (СИ)

Снова оказавшись в камере — Николай почти мгновенно освободился от кушака, которым были связаны его руки, и присел у стены, напряженно размышляя.

Чеченцу он не поверил — ни единому слову. Он еще не сбрендил окончательно, чтобы верить чеченцам. В отличие от западных идиотов — он хорошо понимал, что на Востоке совсем другие правила игры. Святость сделки, соглашения, слова, один из краеугольных камней западного мира — здесь ничто. Он неверным, крестоносец — и таким всегда останется. Истории о том, как мусульмане обвели вокруг пальца неверных — матери рассказывают детям в колыбели, они передаются из поколения в поколение. Вне зависимости от того, как он поможет этому чеченцу — ему все равно не жить, он отлично знал чеченцев и их повадки. Что же касается его начальства — оно не будет долго горевать: когда идет глобальная геополитическая игра, в жертву приносят страны и целые экспедиционные корпуса, брошенные в бой, где нет и не может быть победы. Что до судьбы одного человека, когда решаются судьбы целых регионов.

Но в одном — Николай мог быть уверен. Чеченец чего-то сильно боялся и что-то знал. Причем — это что-то было связано с местной обстановкой: они говорили по-чеченски, потому что он опасался, что кто-то подслушает и настучит. Чеченец боялся не пары истребителей американской палубной авиации у себя над головой — он боялся своих. Так боялся, что искал защиты у своих злейших врагов.

Это надо было использовать. Но для начала — надо было освободиться. Игра не может быть равноправной и честной, когда один из игроков сидит в зиндане у другого игрока. Он может вернуться сюда потом — но непременно свободным…

Кроссовки — а Николай любил их больше, чем десантные полуботинки — с него не сняли и судя по всему даже не проверили, идиоты чертовы. Николай снял один кроссовок, затем другой. Поковырялся в подошве — и стал обладателем двух небольших лезвий из титанового сплава, очень прочных, заточенных лазером — никакой другой заточке они не поддавались. Одно лезвие он взял в зубы на всякий случай. Вторым — принялся ковырять установленную на окне решетку. Из-за постоянных сильных перепадов температуры днем и ночью и аховой квалификации местных строителей — по его прикидкам, до ночи он должен был успеть.

Стук в соседнюю стену он услышал, когда работа была сделана наполовину. Замер — очевидно, что-то услышали, а теперь стуком рисковали привлечь внимание охраны и облажать все дело. Он прислушался. Три длинных, три коротких — известное дело. SOS, спасите нас. Но ему надо было пока спасать себя — да и на Джона Рэмбо он несильно походил. Ему надо было просто унести свою задницу отсюда и связаться с центром, чтобы выяснить, какого хрена вообще происходит. У него не было возможности тащить за собой кучу гражданских пленных — тех же журналистов или того хуже — миссионеров, представителей какой-нибудь благотворительной организации, которые по глупости своей приняли зверей за людей и в результате оказались в клетке.

Но и просто бросить людей он не мог — в конце концов, он военный. Решив, что отвечать он не будет, сделает вид, что ничего не слышит, а если выберется — поможет, чем сможет — Николай продолжил работу.

Решетка поддалась, когда уже стемнело. Руки устали, он ее едва не упустил — но все-же удержал. Втащил в камеру, аккуратно поставил у стены…

Ловите конский топот, уроды бородатые…

Он высунулся, посмотрел по сторонам — нормального освещения в лагере не было, в непосредственной близости — никого не было видно. Выбравшись через окно, он сиганул вниз. Тело отозвалось болью — но болью привычной, скорее нытьем, чем болью. Теперь — можно бежать.

Про то, что он сумеет убежать — он не сомневался, даже если у него не будет оружия. По его прикидкам — он находился у самой границы Ливии, ближе к югу страны, где почти никто не живет. Пару дней — он может перекантоваться и совсем без воды, если будет идти только по ночам. Этого будет достаточно, чтобы дойти до цивилизованных территорий, до постов ООН.

Он обернулся… видно было плохо — но его глаза привыкли к темноте камеры и он смог оценить размеры здания, в котором его держали. В его понимании — здесь было не меньше четырех таких же помещений, как его на втором этаже и столько же — на первом. Что это за здание — он так и не смог понять.

Он повернулся, чтобы бежать… и парализовано замер. Красная точка лазерного прицела — плясала на его груди.

— Эй, командир… — прошептал знакомый голос из темноты — ты проголодался? Как насчет острого риса? У меня осталось кое-что на кухне.

Кусок черноты у стены пошевелился.