Прелюдия: Империя

В итоге войско Клингора выросло до семи тысяч, но, когда оно подошло к провинциальному центру Киростану, принц увидел страшную картину. Город был полностью разрушен, на остатках стен развевались желтые знамена со знаками: "Желтое небо и справедливость". Эта картина до глубины души возмутила главу мятежа, и тем сильнее, поскольку он знал, какую теплую встречу готовят ему заговорщики в Киростане и город был готов перейти на его сторону без боя, тем более, что большинство воинов увел этот дурак Труситорс. Но бандиты его опередили и разорили все дотла!

Словом:

Без недостатков

Нету ни жен, ни мужей.

В мире подлунном

Нет совершенства,

И его тщетно искать.

Глава 18. Разгром Желтых

Желтые мчались на великое дело: пора освобождать целую провинцию. Брат Неясыть был совершенно уверен, что провинциальный центр Киростан к обороне не готов. А Ворон собрал под своей командой для штурма и разрушения все отряды желтых в округе. Крестьянский бунт готовился перерасти в крестьянскую войну.

Как и обычно, на самом рассвете со всех сторон орда крестьян ринулась на город. Впереди мчались разбойники из других отрядов, желавшие первыми захватить добычу. Вчера Желтые кое-как изготовили штурмовые лестницы и передохнули ночью.

Увидев несущихся на город восставших, горожане забили набат. Стражи на стенах не было и действительно за время мира горожане обленились и распустились, так что нападение застало врасплох. Видимо, они совершенно не думали, что крестьяне осмелятся атаковать провинциальный центр.

С городской стены ухнуло что-то и греческий огонь разорвался позади основной массы атакующих. А уже через пять минут часть стен оказалась занята, в том числе и та башня, с которой пытались стрелять огнем. Перетрусившая городская стража сама открыла ворота, но бандиты, мчавшиеся в первых рядах, их же в награду сразу перебили. В ворота помчались Ворон с его есаулами, кнутами и оружием заставляя пришлых бандюг отвлечься от грабежа первых попавшихся домов и мчаться на дворцы и цитадель.

Цитадель ждала с открытыми дверями, часть стражи была вырезана, а другая надела желтые повязки. Здесь Ворон поспел одним из первых и не дал убить своих людей, давно уже обосновавшихся в городе. Он завернул бандитов на грабеж дворцов и купцов, а затем раздал своим людям красные повязки и велел убивать всех остальных, кто не согласится перейти в их отряд и подчиниться дисциплине.

— Нельзя, чтобы эти подонки марали Желтое дело. Мы их использовали, а теперь нужно поставить в наши ряды тех, кто еще не совсем безнадежен, — пояснил Ворон.

Неясыть согласно кивнул.

Несколько часов в городе шла двойная резня. Урса от всего этого тошнило. Но ведь обычная армия имеет три дня на разграбление, а тут всего за полдня был восстановлен порядок. Так что он еще раз убедился: крестьяне лучше.

В город потянулись соседние крестьяне. Они входили в дома горожан и забирали все, что хотели. Ворон охранял лишь мастерские, но цеховых мастеров, наряду с аристократами, торговцами, гетерами и художниками, нищими, шлюхами и явно преступного вида типами загнали в цитадель, обобрав кого донага, а кого почти что. При малейшей попытке сопротивления, естественно, людей убивали.

Урс ездил по улицам погибающего города, наблюдая за порядком, если это можно было назвать так. И вдруг возле одного из домов аристократов он увидел лежащую, но еще живую, девушку. Она выбросилась из верхнего окна, и это спасло ее от насилия. А теперь она умирала с переломанным хребтом. Девушка даже не стонала и смотрела на него ненавидящими глазами.

Рядом с аристократкой валялся разбитый цветочный горшок с гладиолусами. Урса что-то подтолкнуло, он спешился, взял гладиолусы, положил девушке на грудь и погладил ее волосы. Она удивленно глянула на Урса, а есаул внимательнее рассмотрел ее. Писаной красавицей русоволосую невысокую худенькую девушку назвать было нельзя, но лицо у нее было чистое и симпатичное, и у Ревнивого Быка защемило сердце.

— Ты поступила достойно и умирай с честью. Я никому не позволю тебя обидеть, — сказал крестьянин.

И тут девушка заговорила.

— Ты не похож на твоих бандитов. Наверно, ты еще более страшный человек. Проповедник лжепророка, превращающий честных людей в зверей, и укротитель, ведущий за собой стаю хищников.

— Мы не звери. Мы поднялись, не в силах стерпеть несправедливости и неравенства и желаем лишь восстановить справедливость и равенство.

— И ради этого убиваете невинных, в том числе детей и стариков?

— Народ надо очистить. Мы лишь санитары.

— Вы презренные палачи. Вы не судите, как граждане, а тупо убиваете тех, кого осудили ваши вожди. А эти вожди вертят вами, и тобой тоже, атаман, как хотят.

— Я не атаман. Я старший есаул.

— Все равно. В тебе есть честность и доброта, но они уходят из тебя по каплям каждый день, пока ты с этими.

— А разве у вас, Высокородных, есть честность и доброта? Ты мне кажешься честной и доброй. Но ведь твоя семья тоже угнетала и убивала.

— Они не угнетали, а брали то, что положено. Они всегда жили честно и не вырождались. И они не убивали, а судили.