Прелюдия: Империя

Патриарх временно сошел с трибуны, удалившись подкрепить силы, и все тоже несколько расслабились. В толпе засновали продавцы напитков, все обсуждали происшедшее. Ходили разговорчики типа: "У него такое мощное тело, что он дрался в битве без брони и ни одной царапины не получил, а врагов перебил целую сотню", "А этой рабыне он, когда увидел, что та стесняется выносить горшок, велел выйти на двор, вылить горшок на себя саму и потом все помыть и самой помыться ледяной водой. И она покорно все сделала." "А на самом деле эта Ангтун ничего. Мне бы такую наложницу." "Эта шлюха трактирная пришла в комнату, где он своим достоинством наставлял рабыню на путь истинный, и стала прямо к ним в постель лезть. Вот он ее и выкинул". "Выдержать его может лишь та женщина, что его любит. Говорят, что Суд, чтобы проверить, правда ли он уродует рабынь своим членом, подложил к нему в постель всем известную Хулариссу, как самую большую б… среди гетер. Так и та, поскольку она лишь трахается, а никого не любит, не выдержала и сбежала." "Вырождается народ у нас, вот Победители и послали нам богатыря. А эта знать недоношенная решила его оклеветать. И говорят, самый главный на самом деле в этом доносе — их старквайский канцлер." "А король их, как сюда приехал, сразу ответил, что он не верит обвинениям по поводу Тора". Шло и много других разговорчиков. Тору и Толтиссе поднесли дорогого шоколада, а рабыне — простой укрепляющий напиток. Один раз один из судей вышел из-под трибуны, подошел к Ангтун, о чем-то ее спросил, записал ответ и ушел. Музыканты играли духовную музыку.

Наконец перерыв кончился. Торжественно вышли на трибуну иерархи, и затем появился сам Патриарх. Он, помолившись, начал свою знаменитую впоследствии проповедь.

"Духовные дети мои! Мир наш держится мудростью Всевышнего и постоянным попечением Победителей, без которых наш павший под влиянием козней Князя Мира Сего человеческий род давно бы уничтожил весь мир и сам себя. Неустанно трудится Князь, сея ложь и нечеловеческое зло повсюду. Неустанно трудятся Победители, пресекая почти все попытки воинов Сатаны прорваться в наш мир. А наши монастыри и священники все время работают над тем, как справиться с теми мелкими грехами, на которые не стоит отвлекать внимание Победителей, занятых важнейшими делами. Да вы ведь знаете, что, потревожив не по делу Гневного Победителя, можно получить такое наказание, которое во сто раз превосходит ничтожное зло, для борьбы с которым его отвлекли. Потревожив не по делу Доброго, мы не дождемся от него или нее помощи, когда она действительно необходима. А Надзиратели карают за такое всех потомков провинившихся до пятого колена.

Но порою встречаемся мы с действительно страшным злом, и донос, который поступил из Колинстринны, создавал впечатление, что прорвались сюда ближние слуги Сатаны и создают там гнездо дьявольское, настолько страшные деяния там описывались и настолько в цельную картину они складывались. Но мы не сразу поняли, как хитро поступили слуги Отца лжи: они замаскировали подлинных носителей богомерзости, представив их как бойцов со страшным злом. Когда мы начали это понимать, мы, рассчитав силы свои и действительную опасность, обратились за помощью к Сутру Воителю, и вчера получили в молитвах своих ответ от него, что разгромлено гнездо диавольское, и похвалу за то, что позвали его вовремя, чтобы заделать дыру из ада в наш грешный, но стремящийся очиститься, мир. Все было задумано хитро. Ведь, осудив невинного по облыжному доносу и вознаградив лжецов, наш Имперский Суд сам, скажем прямо, превратился бы в сатанинское прибежище, и страшно подумать, сколько зла он сотворил бы в таком случае. Были в истории страшные дни, когда нечто, созданное с очень благими целями, превращалось в страшное орудие зла. Именно поэтому и у нас, и у Единобожников в духовном суде присутствуют священники другой веры. Все мы несовершенны, и все ошибаются: и люди, и народы, и монастыри, и церкви. Ошибаются ведь даже Победители, лишь Вседержитель безгрешен, но он слишком высок для нас, более высок даже, чем Император для позорной рабыни-шлюхи."

Многие взоры обратились к Ангтун, и она, не выдержав, закричала: "Я не шлюха, я наложница!" Она вся покраснела, не только лицом, от стыда. Те, кто стояли вблизи нее, шушукались: "Стыд у нее есть. Не зря ее Патриарх благословил." Но это не мешало им потихоньку хихикать над выкриком.

А Патриарх продолжал.

"Но нельзя исследовать лишь сам факт, сколь бы исключителен и возмутителен он ни был. Ведь ад атаковал почему-то именно в этом месте, и надо было исследовать человека, на которого возвели такие обвинения. Но пока что я поговорю не о человеке, а о народах.