Но я пишу сейчас не для того, чтобы установить истину; моя задача гораздо скромнее. Я лишь желаю показать на нескольких примерах полнейшую неточность информации, в которой господин Уилкокс находит «истинное значение этого инцидента». Если мне удастся показать это, то наружу выйдет полнейшее противоречие между событиями, изложенными господином Уилкоксом, и тем, что происходило на самом деле; и если эти противоречия будут установлены, то любые выводы «о справедливом распределении ответственности» на основе исторического исследования господина Уилкокса станут совершенно невозможными. Так, комментируя статьи господина Уилкокса, я принимаю на себя, прямо скажем, нелегкую задачу.
Обращаясь к фактам, я должен сказать, что совершенно невозможно не только иметь дело с оными, но даже отметить все расхождения в фактах, которыми наполнены статьи. Ибо тогда мне пришлось бы написать целый ряд статей. Поэтому я упомяну только о самых главных фактах.
Первая статья в сентябрьском выпуске носит ознакомительный характер. На самом деле в ней приводятся факты, которые очень мало связаны с историей корниловского заговора. В ней господин Уилкокс пишет об обстоятельствах знакомства Савинкова с генералом Корниловым, об их службе на Юго-Западном фронте, о реформаторской деятельности Савинкова и Корнилова и о судьбе их меморандумов. Все эти факты предшествовали мятежу лишь с точки зрения времени, но не имели внешней связи, с чем бы то ни было. Реформистская деятельность Корнилова и Савинкова и конспиративная работа Корнилова, Завойко, Крымова и других являются двумя совершенно разными процессами, лишь параллельными по времени. Чтобы понять это, достаточно сказать, что Савинков не только не был соучастником заговора, но и, как это будет видно позднее, был обманут конспираторами в самый критический момент. Между тем история знакомства Савинкова с Филоненко и Корниловым на Юго-Западном фронте, их взаимоотношения, назначение Корнилова главнокомандующим, его поездка в Петроград с меморандумом Временному правительству, короче говоря, все, что случилось до Московского государственного совещания, имело огромное психологическое значение. В своем изложении господин Уилкокс постоянно заверяет читателя, что все хорошее, что было сделано в русской армии летом прошлого года, все инициативы по введению реформ, все попытки улучшить боеспособность русских войск и спасти фронт от гибели полностью исходили от Савинкова и Филоненко. И главным образом от Корнилова и его партии. С другой стороны, все события, которые служили чем-то вроде пролога к трагической истории 8–12 сентября, послужили тому, чтобы создать в умах читателей убеждение, что Керенский и его друзья все время тормозили великие предприятия реформаторов. Керенский же все время колебался, так сказать, между добром и злом и только после Московского совещания пожелал вступить на тропу добра, то есть перейти на сторону партии Корнилова. Увы! Только для того, чтобы еще раз и окончательно предать эту партию своей, мягко говоря, слабостью и в конечном итоге провалить задачу спасения страны.
К сожалению, недостаток места мешает мне проанализировать вводную часть работы господина Уилкокса и показать факт за фактом, что его истолкование не соответствует действительности. Господин Уилкокс искусственно связывает свою первую статью с событиями 6–12 сентября следующей фразой:
«Когда Керенский возвратился в Петроград 30 августа с Московского совещания, он проницательно примкнул к корниловской партии, ибо просил Савинкова продолжать службу в качестве действующего военного министра и отклонил требование последнего об отставке комиссара Ставки Филоненко. Он также признал, что в принципе был согласен с рекомендациями Корнилова и проинструктировал Савинкова проверить все обстоятельства, объединявшие их, и окончательно подготовить для передачи кабинету».