Прелюдия к большевизму

В конце июля начала поступать информация об участии влиятельной секции Главного комитета (особенно штабных офицеров) в организации заговора, и вопрос о конечной судьбе комитета сделался еще более острым. Возникла настоятельная необходимость найти какой-нибудь выход, пока не стало слишком поздно. К несчастью, лидеры комитета, и среди них бывший член 4-й императорской Думы, полковник Новосильцев (конституционный демократ), настаивал на этой опасной игре. После Московского совещания я принял решение заставить Главный комитет покинуть Ставку… Кошмар, который мы переживаем сегодня, полностью подтвердил наши опасения, показал нам, как жестоко весь корпус офицеров страдает из-за действий отдельной и малозначительной группы фантазеров и неразумных игроков. И все же, как я говорил в моем манифесте от 22 августа, «цвет армии — штат ее офицеров — прошел через великую бескровную революцию в братском союзе с солдатами, укрепляя работу тех, кто сбросил с себя позорные узы рабства. Офицеры показали, что они — плоть от плоти народа. Первые радостные дни миновали; тяжелой задачей оказалось удержать каждого человека на его посту и не дать ему опустить руки, чтобы враг не смог отобрать у него только что обретенную свободу. Офицеры оставались на своих постах, лучшая часть их, несмотря на все клеветнические слухи, поскольку они верили в здравый смысл народа, проявлявшего высочайший героизм; в некоторых объединениях клевета затрагивала почти всех офицеров. Офицерский корпус отдавал кровь на полях сражений и доказал свою веру в отечество и в революцию… История будет чтить своих героев».]

Шабловский. Какова, в частности, была информация относительно распространения заговора, об отдельных людях или, возможно, организаторах, которые могли быть в нем замешаны? Может, была просто общая информация, что кто-то вынашивал план?

Керенский. Была не только простая информация о том, что что-то вынашивается, были конкретные данные. Вы знаете, какова наша позиция сейчас. Без специальных средств расследования мы подобны слепым щенкам. Нас могут дурачить со всех сторон, а мы ничего не замечаем.

Вообще-то говоря, были собраны груды информации, и даже перед Московским совещанием я ожидал, что некое развитие событий неизбежно. Эта информация поступила в конце июля и в самом начале августа.

Шабловский. Это был военный заговор?

Керенский. Ситуация такова, что люди, о которых мы получили информацию, все находились в армии, но у них были отношения с некоторыми гражданскими элементами; у них были щедрые источники. Появилась целая серия газет — некоторые из них процветают и сейчас, — которые принялись нападать на Временное правительство и лично на меня. Все они были органами сторонников «сильной власти» — «Живое слово», «Народная газета», «Новая Русь», «Вечернее время» и другие. Естественно, я не могу в настоящий момент предоставить доказательства, которые могли бы удовлетворить цели расследования, но для меня весь план ясен.

Шабловский. Создание подходящего общественного мнения в определенных кругах посредством пропаганды в прессе?

Керенский. Да.

Шабловский. Но были ли еще какие-нибудь указания, например, какая преследовалась немедленная цель?

Керенский. Захватить власть и арестовать временное правительство. Г'ото вилась типичная контрреволюция', не массовое движение, но государственный переворот.

Шабловский. А на кого «они» могли полагаться?

Керенский. У «них» были связи со Ставкой. В то время ничто определенно не указывало на Корнилова, но были какие-то разговоры о роли, которую играли кадровые офицеры. Первый источник информации был совершенно достоверным. Он был получен не через агентов и не был, так сказать, обличительной информацией; но она исходила от высоконадежных людей, которые честно и серьезно тревожились о том, чтобы я своевременно приготовился к возможным событиям. Позже информация была получена от менее достоверных источников, но она полностью совпадала с первыми намеками. Затем мы предприняли собственные наблюдения, насколько нам позволяли средства. Естественно, это было очень трудно делать, ибо общее настроение в Ставке было настолько напряженным, что каждый человек, приезжавший туда из Центра, возбуждал раздражение и подозрение.