Преломление. Обречённые выжить

Когда мы проводили последний рейс, то всей бригадой сфотографировались на посошок у развёрнутого флага и направились нахоженной тропой к теплоходу, уткнувшемуся форштевнем в край плавучей ледяной скалы. «Профессор Зубов» медленно подрабатывал винтами, чтобы удерживать себя в заданном положении. Он казался маленьким игрушечным макетиком по сравнению с айсбергом, который считался небольшим, но при этом подавлял своими габаритами. Это сопоставление наводило на мысль: а что тогда мы, человеки? Что мы по сравнению с этим плавающим ледяным монолитом? Что мы по сравнению с океаном, континентом, планетой, мирозданием? Величие нашей мизерности лишь в том, что на миг можем осознать эту мизерность по сравнению с окружающим миром и проникнуться его бесконечностью. И конечно же, рассчитываем на взаимность, на обратную связь, надеясь, что эта таинственная бесконечность каким-то глубинным, невидимым нам оком хладнокровно смотрит на нас, поскольку в данный момент мы являемся её частью.

Вертолёт улетел, уменьшаясь в размерах, превращаясь в точку, растворяясь в белёсом полярном дне. Айсберг опустел. Лишь большой красный стяг с серпом и молотом в верхнем углу развевался над его поверхностью. И так айсберг пойдёт в своём неминуемом и неостановимом дрейфе под этим стягом, повинуясь воле ветров, волн и течений, пока не истает и не растворится в водах Южного океана.

Земля Эндерби, где находился советский антарктический метеорологический центр «Молодежная», оставалась далеко по правому борту. Мы не коснулись ни её, ни припаянного к ней морского льда, а значит, сохранили статус заграничного рейса со всеми положенными нам валютными выплатами.

— Но разве это главное? — сказал мой сосед по каюте Гена Желтяков. — Главное то, что мы, может быть, единственные в мире высадились на плавающий в океане айсберг и, оседлав его, прокатились по Индийскому океану. Никакой валютой это не измеришь. И кто на земле может повторить такое?

— Кто, кто, — передразнил я его, — хрен в пальто.

— Вот именно, — подтвердил Гена.

По приходе из рейса нашего капитана отчитали за принятие нестандартных решений, приведших в итоге к дополнительным валютным начислениям экипажу. Но и придраться к нему тоже не было веских причин. Поскольку судовой журнал скрупулёзно отобразил правомерность всех его действий.

На острове Тенерифе

«Профессор Зубов» возвращался из очередного рейса в Антарктиду, и последний заход на пути домой планировался в Санта-Крус-де-Тенерифе, что на Канарских островах. Поскольку 70-е годы прошлого века характеризовались войной интересов капиталистического и социалистического мира, отношение к нам менялось в зависимости от политической ситуации. То нас пускали в отдельные порты стран НАТО и их союзников, то не пускали, подозревая в морском шпионаже. Определить текущую международную обстановку иногда можно было именно по этим проявлениям к нам со стороны портовых властей.

За сутки до захода на Тенерифе наш капитан Октавиан Витольдович по радио передал информацию портовому агенту о времени подхода к острову. Очень скоро радист получил ответ, что заход в испанские порты судам нашего типа временно закрыт. Это был большой облом, как выражался наш четвёртый помощник, ведающий судовой бухгалтерией. Экипаж старался всю заработанную за рейс валюту сохранить именно до Санта-Круса, где можно было отовариться под самую завязку дешёвым «колониальным» товаром: японскими зонтиками, женскими трусиками «неделька», колготками, мохером, бренди «Фундадор», отрезами гипюра, кофейными сервизами, радиоаппаратурой.

Капитан дал указание начальнику радиостанции каждые три часа давать в порт радиограммы, запрашивая добро на заход, а также положенной для экипажа валюты на полтора миллиона песет, питьевой воды, топлива и продуктов.

— Будем делать вид, что мы их не слышим, — рассуждал он. — Экономика должна перевесить политику. Весь мир пронизан коммерцией. Они не исключение и вряд ли откажутся от такого лакомого куска, как отоварить нас по полной программе.

Мы знали, что имя капитана Октавиана было известно не только в Союзе. При заходах в аргентинские и бразильские порты начальство обычно упрощало сложные таможенные процедуры в том случае, когда под радиограммами значилось: «Капитан Андржеевский».

В 1972 году англичане, зная послужной список Октавиана, доверили ему без лоцмана подняться вверх по Темзе до самого центра города. Развели Тауэр-Бридж и дали добро ошвартоваться у легендарного крейсера «Белфаст» — участника Арктических конвоев времён Второй мировой.

У нас была надежда, что и на этот раз всё получится и наш красавец-теплоход встанет у причала в Санта-Крусе. После третьего запроса береговая радиостанция долго не отвечала. Это был хороший признак. Значит, на берегу задумались.