Преломление. Витражи нашей памяти

Конечно, больше всего на этом параде тщеславия неизвестных персонажей. Но все они по-своему прилизаны, приглажены, взъерошены, одеты по моде. Молодёжь, естественно, с зелёными, розовыми или синими ирокезами, напоминающими плюмажи на шлемах воинов поздней Римской империи. Не говоря уже о татуировках на открытых частях тел, выставленных для обозрения фланирующей публики. Жители Папуа — Новая Гвинея, увидев эти изощрённые цветные рисунки, наверняка проткнули бы себя копьём, снедаемые лютой завистью.

Среди всей этой разношёрстной публики, связанной незримыми узами незримого братства, мелькнул однажды и Демис Руссос собственной персоной, с утраченной былой харизмой и севшим до неузнаваемости голосом.

Обстановка на этом привычном подиуме безделья и показного буржуйства приводит людей нижнего социального статуса, а вернее — асоциального, тоже в некоторое соответствие «репертуару». Надо заметить, что местные бомжи не грязны и не вонючи. Иногда берут в руки гитару или гармонь и, совершенно не владея инструментами, пытаются выжать из них нечто похожее на музыку с едва уловимыми знакомыми мотивами, при этом ещё и подпевая хриплыми, нетвёрдыми голосами. Таким образом, они тоже приобщаются к этому «празднику жизни» в надежде получить хоть какие-то дивиденды. Но подают им плохо. Фланирующая мимо публика бережёт деньги на рестораны, бассейны, массажи и вечерний флирт с местными недозрелыми и перезрелыми красотками.

Вот проходит бородач с породистым римским профилем, прямая посадка головы, плечи развёрнуты, как у потомственного царского офицера, одет аристократически неброско. Остановившись у очередной мусорной урны, брезгливо заглядывает в неё и достаёт из нагрудного кармана длинный медицинский пинцет. Как страус, увидевший лягушку, выуживает из урны недокуренную тонкую сигариллу. В руке появляется газовая зажигалка, и по центральной пешеходной улице Jomas идёт уже вполне себе респектабельный персонаж с дорогой дымящейся сигариллой во рту. Можно предположить, что это или латентный скупердяй-миллионер, или последнее колено какого-то вырождающегося дворянского рода. Но в любом случае он органично вписывается в эту картину человеческой пустоты и бесцельности.

По мере удаления от Майори в ту или другую сторону песчаного побережья народ постепенно редеет, с лиц спадает значимость и высокомерность, но расслабуха и довольство жизнью остаются, а это и есть основные составляющие полноценного отдыха.

Обычно я отъезжаю подальше от центральных пляжей, там песок, вода, дюны и сосны в полном твоём распоряжении и ты оказываешься в относительном безлюдье. Более людно у торговых палаток, расположенных довольно редко вдоль побережья, где можно заказать и добавить к вышеперечисленным прелестям природы пиво, грушевый сидр, чипсы и другой стандартизированный европейский продукт.

И вот в таком относительно безлюдном месте я расположился, прислонив к скамейке свой велосипед. Со стороны Каугури я приметил приближающегося ко мне краснокожего «вьюношу» годов эдак под тридцать, не более, в длинных спальных трусах в полоску. В одной руке он держал пластмассовый стакан с пивом, в другой — нераспечатанную пачку чипсов.

Шёл «вьюноша» вдоль прибрежной полосы с набегающим на неё прибоем — по воде, аки по суху. Иногда он заходил в воду поглубже, поворачиваясь грудью к довольно сильным набегающим волнам, вздымая вверх руки с пивом и чипсами и потрясая ими навстречу ветру.

Ветер доносил до меня слетающее с его уст одно и то же слово «блин», произносимое с разными интонациями. Всё это напоминало мне известную мантру: «Харе Кришна, Харе Кришна, блин-блин, Кришна, Кришна, блин-блин, Харе Рама…».

«Идущий по воде» дошёл до скамейки, где я расположился, и с удовольствием рухнул на неё.

— Ну, блин! — произнёс он с выражением и открыл пачку чипсов, резко надорвав её зубами.

Сделав большой судорожный глоток пива, и следом отправив в широко открытый рот горсть чипсов, откинулся на спину и протянул вибрирующим тенором:

— Бли-и-и-ин!..

Посмотрев вдаль и измерив расстояние до ближайшей торговой палатки, стоящей далёким белым конусом на пляжной полосе, я отметил про себя — километра два. Значит, этот обгоревший на солнце «вьюноша» в семейных трусах все эти два километра брёл по прибрежной полосе, омываемой морским прибоем, и нёс продукт местной пивоварни, не расплескав ни единой капли. Блин!

— Блин, — подтвердил он, громко икнув. И, шурша пакетом, стал выуживать из него золотистые перья чипсов.

Новоявленный сосед поворачивал голову то влево, то вправо, то закидывал назад, уставившись в бесконечно глубокое синее небо с сияющим ярким полуденным солнцем.

— Бли-и-н! — произносил он в каком-то параноидальном восторге. — Ну — блин!

Почти каждый «блин» он запивал пивом и заедал хрустящими чипсами. И с каждым глотком в глазах его всё больше разгорались искры восхищения и восторга.

— Ну, это же настоящий… — он сделал длинную томительную паузу и наконец закончил: — Блин…