Золотой век прессы начался только после того, как появилась свобода
печати. В странах, где цензура не ослабила своей хватки даже в эпоху усовершенствования технологии производства печатной продукции, журнальные форматы неполитического содержания, например журналы «для всей семьи», такие как «Садовая беседка» (Die Gartenlaube) – ранний представитель иллюстрированной прессы, выходивший в Германии с 1853 года, – имели более выгодные позиции, чем газеты. В государствах Германского союза такая ситуация на рынке печатной продукции стала следствием крайне репрессивного законодательства о печати, введенного Карлсбадскими указами 1819 года. Цензурные учреждения контролировали ежедневную работу издателей и журналистов долгое время – несмотря на то, что действительная реализация всех требований буквы закона была для них непосильной задачей в силу их неповоротливости. После революции 1848 года действие Карлсбадских указов было прекращено. Главной была отмена предварительной цензуры. Контроль на этой стадии более не представлял необходимости, поскольку в распоряжении государственного аппарата находилось теперь большое количество других средств, позволяющих вести наблюдение за печатным словом. Отныне полиция и суды взяли на себя задачи цензоров, о чем многие вскоре пожалели. В 1864 году первым немецким государством, в котором была введена полная свобода прессы, стало Королевство Вюртемберг. Повсеместно и окончательно предварительная цензура перестала существовать только после принятия Имперского закона о печати в 1874 году. Хотя притеснения неугодных печатных органов оставались возможными и после этого, подавить последние имперские власти были уже не в силах. Впрочем, Бисмарк в своей борьбе против католиков и особенно против социал-демократов не стеснялся вмешиваться в свободу печати и в более позднее время[114]. В эпоху Бисмарка оппозиционно настроенные журналисты постоянно подвергались риску преследований в судебном порядке, в то время как канцлер империи тайно пользовался услугами части консервативной прессы в собственных интересах. Только после отставки Бисмарка в 1890 году буржуазная печать (но не социалистическая) приобрела необходимое ей свободное пространство действий, давно ставшее привычным для англосаксонской журналистики[115].Пожалуй, ни в одной другой сфере особая ситуация в тех регионах, которые находились под британским влиянием, не была так заметна, как в вопросе свободы печатного слова. В 1644 году Джон Мильтон в обращении к британскому парламенту потребовал отменить предварительное лицензирование публикаций, сформулировав принцип свободы печатного слова в памфлете «Ареопагитика». В США первая поправка к Конституции (First Amendment
), принятая в 1791 году, содержала запрет на принятие Конгрессом любых законов, ограничивающих свободу слова и печати. Конечно, этот запрет допускал разные трактовки, поэтому уже в 1798 году был поставлен вопрос об определении границ, за которыми свобода высказывания переходила в оскорбление публичных персон, возникающий с тех пор регулярно. Хорошо известное в английском обычном праве правонарушение «крамольный пасквиль» (seditious libel), заключавшееся в оскорблении публичных персон, пользовалось дурной репутацией из‑за неопределенности этого понятия[116]. В целом, однако, США в XIX веке были страной свободной печати. Со временем представление о прессе как об институционализированном противовесе правительству, о некой четвертой власти (fourth estate) укоренилось в американской политической культуре. В Великобритании государство с 1695 года не имеет правовых инструментов для противодействия чрезмерно резкой критике со стороны органов печати, хотя просуществовавший до 1855 года налог на печатную продукцию, так называемый stamp duty, был способен препятствовать распространению газет.Журналистика в Канаде, Австралии и Новой Зеландии стала активно развиваться лишь с небольшим опозданием по сравнению с Великобританией и США. В Канаде, стране, которую населяло 4,3 миллиона жителей, в 1880 году по почте было доставлено около 30 миллионов экземпляров газет[117]
. В конце 1850‑х годов одна англичанка, совершавшая утреннюю прогулку по Мельбурну, поразилась, увидев газеты, лежащие на каждом пороге. В слабонаселенной Австралии пресса не испытывала существенных ограничений со стороны колониальной власти и способствовала коммуникативному уплотнению демократического «гражданского общества», выполняя особенно важные задачи: газеты изобиловали новостями из метрополии, но одновременно позволяли и австралийским голосам быть услышанными в Лондоне. Пресса в Австралии быстро развилась до величины политической власти[118].