Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени

Подобные размышления об определении конечного пункта некой универсальной эпохи раннего Нового времени еще не были представлены научной общественности. Для ряда региональных случаев ситуация кажется вполне однозначной. Такой финальной отметкой в истории испанской Америки становятся 1820‑е годы, когда отдельные регионы испанской колониальной империи постепенно завоевали независимость. Вторжение Наполеона в Египет в 1798 году не только повлекло за собой свержение власти мамлюков, господствовавших в стране со Средневековья, но и подорвало политическую систему Османской империи, основанную на политической культуре сюзеренитета. Произведенный французскими военными действиями шок побудил султана Махмуда II (1808–1839) к первым реформам. На этом основании было выдвинуто предложение определить внешние границы османского «долгого» XIX века 1798 и 1922 годами. В качестве альтернативного предложения существует представление о «реформенном столетии» 1808–1908 годов[212]. Иначе обстоит дело с Японией. Там 1600–1850 годы отличались значительной социальной динамикой, однако они несопоставимы с драматическими последствиями после «открытия» Японии в середине XIX века. Период раннемодерной Японии (early modern Japan), если использовать это выражение осмысленно, должен был продлиться вплоть до 1850‑х годов[213]. Почти во всех остальных частях Азии и Африки эпохальные переломы произошли как результат начавшейся колонизации, затронувшей эти территории в разное время. Хотя сложно установить, в какой момент европейское присутствие стало действительно ощутимым, очевидно, что до 1890 года оно таковым не было. Завоевание Индии Великобританией происходило отдельными этапами и продолжалось с 1757 по 1848 год. Подчинение Индокитая Францией растянулось на период 1858–1895 годов. Эти примеры демонстрируют несостоятельность периодизации, ориентированной на военно-политические действия. По отношению к Африке ведущие специалисты предлагают продлить эпоху Средневековья приблизительно до 1800 года и отказаться полностью от понятия «раннее Новое время», которое можно было бы применить к первым трем четвертям XIX века[214]. Десятилетия, предшествовавшие вторжению европейцев, остаются, таким образом, безымянными.

4. «Эпоха водораздела» – викторианство – fin de siècle

С точки зрения глобальной истории оказывается намного сложнее определить не просто формальный календарный порог XIX века, а содержательное начало нового столетия. Многое говорит в пользу того, чтобы наделить эпохальным характером период пересечения «долгого» XVIII века, заходящего в будущее, и «долгого» XIX века, начало которого отступает в прошлое. Именно этот период немецкий историк Райнхарт Козеллек назвал «эпохой водораздела» (Sattelzeit)[215]. Это яркое понятие, возникшее у Козеллека как бы между делом и в несколько ином контексте, укоренилось с тех пор в исторической науке[216]. Эта эпоха водораздела продлилась с 1770 по 1830 год. Она послужила переходом к промежуточному периоду, в котором, по крайней мере в Европе, сконцентрировались все те явления культуры, которые стали впоследствии отличительными признаками XIX века как эпохи. После него, в 1880‑х и 1890‑х годах, весь мир ощутил настолько мощный толчок, что следует выделить его в подпериод, подчеркнув его специфику. Его можно было бы обозначить «концом века», используя собственное выражение того времени «fin de siècle», отметившее не просто рубеж веков, а конец именно этого, XIX столетия. Обычно его финал связывают с Первой мировой войной, но, как уже было сказано в начале этой главы, эпохальной отметкой здесь служит не 1914 год, а 1918–1919 годы, поскольку война раскрыла то, что потенциально было заложено в довоенном времени. Однако есть основание и для более широкого понимания рубежа веков, которое было предложено в 1989 году одной группой немецких историков. Стремясь писать историю действительно всемирную, они выдвинули концепт «долгого» рубежа, продлившегося с 1880 по 1930 год. Эти временные рамки они тут же заполнили богатым наглядным материалом, отведя при этом важную роль наукам и искусствам[217]. Является ли 1930 год осмысленной датой для завершения подобного продленного рубежа веков – пусть решат исследователи Новейшего времени. Ведь можно отодвинуть эту границу и до 1945 года и определить весь период с 1880‑х годов до конца Второй мировой войны как «эпоху империй и империализма», поскольку и Первая, и Вторая мировые войны были по своей сути не чем иным, как столкновением империй.