Мобильность поселенцев, воспеваемая мифологией фронтиров, была для многих из них прежде всего горькой необходимостью. Землю надо было искать там, где она имелась в наличии и могла быть приобретена; порой, чтобы избежать конфликтов, колонистам приходилось двигаться дальше, сдавая неприемлемые позиции и покидая насиженные места. Наряду со многими историями успеха во фронтирах имели место и менее известные истории неудач. Поселенцы из городов Восточного побережья не были готовы к суровым условиям – почти без инфраструктуры и часто в отсутствие эффективной защиты со стороны властей предержащих. Многие опасались одичания и потери достигнутого ими уровня цивилизованного образа жизни[52]
. Большинство в городах востока США разделяли эти опасения. Постепенная мифологизация фронтиров не смогла вытеснить нелестную оценку колонистов. Всеобщее презрение горожан по отношению к кочевникам распространялось и на мобильный образ жизни пионеров пограничного Запада. Известные комментарии современников свидетельствуют, что такой взгляд на феномен массовой миграции распространялся и в других частях света.До тех пор пока в небольших городках фронтиров не образовалась стабильная община, мужской части поселенцев приходилось искать невест в уже хорошо заселенных, «цивилизованных» частях страны, и это порождало постоянное движение населения в обе стороны. В отличие от торговцев пушниной XVIII века, отношение поселенцев к межэтническим бракам было негативным. Фронтир должен был, по крайней мере теоретически, оставаться «белым», воспроизводя христианский идеал семьи с четким распределением ролей: супруг завоевывает внешний мир, а супруга заботится о сохранении «культуры» в домашних делах. Почти нигде в мире идеал, с одной стороны, самостоятельной, с другой стороны – тесно связанной с соседями семейной ячейки не выразился так монолитно и непоколебимо, как на североамериканском Западе[53]
. Отклонения от нормы автономного домашнего хозяйства семейных пионеров существовали не только среди индивидуалистов-золотоискателей. В Калифорнии земля быстро попадала в руки крупных собственников-землевладельцев. Там сельское хозяйство с самого начала велось агрессивными капиталистическими методами. Большое число иммигрантов поэтому не имело иных шансов, кроме как стать безземельными наемными работниками[54]. Тот, кто включался в эту систему, работая батраком у фермера или даже став арендатором, редко мог достичь своим трудом большего. Иммигранты второго поколения также оказывались в относительно неблагоприятном положении. Ирландцы и европейцы с материка, которым не удалось приобрести землю в собственность, попадали в зависимое положение.На юго-западе нижние слои населения – сельскохозяйственные и горные рабочие – состояли главным образом из мексиканцев, которые подвергались жесткой дискриминации и эксплуатации. Это стало результатом захватнической войны США с Мексикой, когда 100 тысяч мексиканцев внезапно оказались жителями США. Свою роль здесь играли и расистские идеи[55]
. Наряду с «классическим» тёрнеровским типом поселенца – патриота-американца,устремившегося на Запад, – фронтиры населяли всевозможные этнические группы. Среди них были иммигранты из Европы (например, из Скандинавии), которые или индивидуально, или группами переселялись сразу на Запад, без акклиматизации в городах на востоке США, а также чернокожее население – и свободное, и порабощенное (иногда это были даже рабы индейских племен). С началом золотой лихорадки и строительства железных дорог среди жителей фронтиров появились китайцы. Во второй половине XIX века этническая картина населения фронтиров была более пестрой, чем в городах на Востоке США. Но ни здесь, ни там жизненное пространство поселенцев не становилось автоматически «плавильным котлом» американской нации[56]. Ситуация фронтиров, таким образом, не может быть упрощена до конфронтации только между «бледнолицыми» и «краснокожими». Здесь складывалась своя иерархия по цвету кожи, подобно иерархии населения, образовавшейся в городах.