- Что ты телишься? Не на своём прежнем корыте...- Тухов осторожно, помня о том, что рулевые и машинисты не имели никакой практики, вывел лидер из бухты и пошёл на полигон. Зачётные задачи он выполнил всего лишь "удовлетворительно", даже, несмотря на то, что артиллеристы накрыли цель, щит, должный изображать вражескую лодку в надводном положении, первым же залпом, а вторым добились прямого попадания. Предвзятость принимавших зачёт, цеплявшихся за каждую мелочь, была капитан-лейтенанту очевидна, но он был доволен результатом, изначально не надеясь на большее. Зато теперь его корабль по всем правилам считался полностью боеготовым и Тухов надеялся, что хоть теперь его перестанут "мариновать" в базе.
Напрасно. По возвращении с моря "Преображение" вновь оказался под "береговым арестом", что сразу же сказалось не лучшим образом на моральном состоянии экипажа. Заразив людей своим стремлением доказать всем, что они могут, что они не хуже других, он воодушевил их, заставил работать на совесть, но награды за это не последовало. Ситуация стала быстро накаляться и возмущение уже было готово прорваться наружу, но тут началась война и все прежние переживания сразу же отошли на второй план.
В ночь с 14 на 15 мая 1942 года флот отражал воздушный налёт на главную базу. Береговая радиолокационная станция обнаружила строй бомбардировщиков противника на удалении ста километров, что дало запас в двадцать минут до удара, чтобы не только объявить боевую тревогу, но и вырубить в городе весь свет. Глядя на то, как немецкие самолёты, подходящие с разных высот и направлений, сбрасывают на фарватер на парашютах мины, Тухов только скрипел зубами от бессилия. Боекомплект кандидату в бунтовщики, по разумению командования флота, был не положен, обстрелять противника "Преображению" было не чем. И как же было обидно смотреть, как подсвеченные наводимыми по радиолокатору прожекторами лидера, вражеские бомберы заходят на цель и по ним никто не бьёт, поскольку каждый занят своими целями.
- Как же так?! - сжимая кулаки, чуть не плакал с досады молоденький командир БЧ-5 лейтенант Парамонов, выдвинувшийся из сверстников за то, что кроме математики ничем совершенно не интересовался, в том числе и марксизмом.
- Вот так, - глухо отозвался командир корабля. - Война большая, успеешь ещё пострелять. Потом.
Потом. Потом, не успел ещё закончиться воздушный налёт, далеко в море засверкали зарницы и до берега донеслись глухие отголоски далёких залпов. Эсминцы первого дивизиона, "Свирепый" и "Способный", бывшие "Москва" и "Харьков" при поддержке торпедных катеров схлестнулись с крейсерами противника и их эскортом, подкрадывавшихся в темноте, чтобы обстрелять город и порт. Как и рассчитывали итальянцы, командующий флотом не рискнул выводить по заминированному фарватеру в море главные силы, но то, что их обнаружили так далеко от берега, сорвало операцию. После первой же стычки корабли противника развернулись и, развив максимальную скорость, стали уходить в сторону Босфору, не оставляя катерникам шансов догнать их и атаковать торпедами, а в более крупных кораблях силы были слишком не равны и советские эсминцы тоже отвернули к базе. Командующий флотом вице-адмирал Октябрьский отыгрался, подняв ещё до рассвета с крымских аэродромов минно-торпедную авиадивизию, настигшую "пиратов" и пустившую ко дну "Тренто", "Фиуме" и два эсмица типа "Солдати" из четырёх. "Гориция" уцелела, но все корабли получили серьёзные повреждения. В первый же день войны итальянский флот лишился всех тяжёлых крейсеров. Поднятые с анатолийских аэродромов истребители подоспели к месту боя слишком поздно, чтобы успеть перехватить советские СБ-М, которые уходили на север, за границу предельного радиуса действия.
В первый же день войны Севастопольские бухты опустели. Флот, выполняя планы, ушёл, протралив фарватеры, прикрывать и поддерживать высадку корпуса морской пехоты в Добрудже. Ушли и все 12 МПК противолодочной бригады, получив задачу установить линию ближнего дозора. А "Преображение" занялся погрузкой боезапаса, что само по себе было далеко не простым делом. Для заряжания в аппараты уникальных 65-сантиметровых торпед, которых, к слову, в Севастополе был всего лишь десяток, пришлось использовать плавкран и баржу с временным деревянным зарядным лотком, который ещё пришлось сколачивать. Провозившись с этим до самого вечера, Тухов доложил оставшемуся на берегу Владимирскому о том, что корабль к бою и походу готов. И получил приказ замкнуть дозорную линию бригады с востока, выйдя на позицию на полпути между Севастополем и Стамбулом. Там, где уже шесть дней не происходило ровным счётом ничего.