Преображения Мандельштама

«Дом в лесу», согласно классическому исследованию В.Проппа «Исторические корни волшебной сказки», это «мужской дом», особый институт, присущий родовому строю – место, где собирается союз посвящённых мужчин (в сталинском Политбюро не было женщин). «Братство имеет свою примитивную организацию, оно выбирает старшего»487. Как и чудовища в шалаше, «лесные братья» в сказке имеют животный облик, «посвященные и живущие в мужских или лесных домах часто мыслились и маскировались животными». По Юрию Лотману, весь эпизод в шалаше основан на русской фольклорной традиции, сочетающей свадебные образы «с представлением об изнаночном, вывернутом дьявольском мире»… Тут не свадебные гости сидят по скамейкам, а лесная нечисть. А свадьба – это одновременно и похороны488.

Итак, «шайка домовых» пирует в избе, а во главе ее – Онегин, герой романа, названного энциклопедией русской жизни! И он же – пахан нечисти.

Онегин за столом сидит
И в дверь украдкою глядит.
Он знак подаст: и все хлопочут;
Он пьет: все пьют и все кричат;
Он засмеется: все хохочут;
Нахмурит брови: все молчат;
Он там хозяин, это ясно:
И Тане уж не так ужасно…

Очень похоже на пир «адских привидений» в горнице кремлевского горца: Мандельштам будто видит и пересказывает сон Татьяны…

А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет489

.

Сон Татьяны у Пушкина превращается у Мандельштама в пирушку у Хозяина, сон во сне, сон во сне, былинный сюжет русской культуры. Татьяна оказывается в избе, в руках паханаОнегина:

И взорам адских привидений
Явилась дева; ярый смех
Раздался дико; очи всех,
Копыта, хоботы кривые,
Хвосты хохлатые, клыки,
Усы, кровавы языки,
Рога и пальцы костяные,
Всё указует на нее,
И все кричат: мое! мое!
Мое! – сказал Евгений грозно,
И шайка вся сокрылась вдруг;
Осталася во тьме морозной.
Младая дева с ним сам друг…

Сон Татьяны заканчивается убийством: внезапно появляются Ольга и Ленский (поэт, между прочим, и с чуждой, германской выучкой) и Онегин убивает Ленского «длинным ножом», после чего «хижина шатнулась… и Таня в ужасе проснулась…».

Со сценой из сна Татьяны перекликается не только описание обиталища «кремлевского горца» у Мандельштама, но и юмореска Булгакова (записана его женой Еленой Сергеевной).