Преображения Мандельштама

Итак, еврейство свой исторический путь свершило и уходит в небытие, не за ним будущее. Но оно, по Мандельштаму, и не за христианством! В итоговой четвертой строфе сказано, что народы ожидает не христианское блаженство усевшихся за пиршественный стол вместе с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небес (Мф 8:10–12), а власть звезд: Не вам, не вам обречены, а звездам вечные народы. «Вечные народы» – еще один выпад в сторону веры Израиля в собственную вечность и избранность: не Израиль вечен, а «народы». Стихотворение начинается с созвездий, означающих стан иудейский, и заканчивается «звездным интернационалом». И это притом, что у поэта отношения со звездами довольно сложные, я бы даже сказал: не дружественные. В ранних стихах (1912 год) он пишет «Я ненавижу свет/Однообразных звезд» и «Своей булавкой заржавленной/Достанет меня звезда», но и через десять лет звезды у него «грубые» и «жестокие». Но суть не в этом, а в том, что пытаясь как можно дальше уйти от иудейства, аж к звездам!, Мандельштам попадает прямо в пылающий кратер иудейских метафизических вопрошаний: свобода или необходимость, воля Божья или законы природы, судьба человека530. Законы движения небесных тел в иудаизме – метафора законов природы, иудаизм принимает эти законы, но верит в то, что не они определяют судьбу, а Господь Бог. И это выражено в целом ряде священных текстов. «Торжествуйте, небеса, ибо Господь соделал это», говорит Исайа (44:23). А раз сам Господь создал светила, влияние их неоспоримо531. В псалме 147 сказано: «Исчисляет Он количество звезд и дает им всем имена». В Мидраш Раба сказано мудрецами: «У каждого растения на земле есть созвездие в небе, которое «ударяет» его и говорит ему: расти!» «Звёзды управляют народами мира, как объясняется в книгах великой науки астрологии: Скорпион управляет потомками Ишмаэля, Стрелец – Персией, Козерог – филистимлянами, Дева или Весы – европейскими народами и т. д.»532 То есть и согласно иудаизму народы «обречены звездам». Но – не еврейский народ.

Пророк Иеремия глаголет (10:2–3): «Так говорит Господь: не учитесь путям язычников и не страшитесь знамений небесных, которых язычники страшатся. Ибо уставы народов – пустота».

Рамбам (Маймонид) хоть и считает небесные тела орудиями Творца, но пишет, что если бы звезды определяли жизнь человека, то его добрые дела ничего бы не значили.

Как пишет известный каббалист и мистик Авраам ибн Эзра в комментарии к Торе: «Проверено, что у каждого народа есть своя звезда и созвездие… У народа же Израиля звезды нет, потому что Всевышний Сам принимает решения о судьбе его».

В Талмуде (трактат «Недарим» (32а)) приводится такой рассказ: «Авраам молил Святого, да будет он благословен: Владыка вселенной, мой слуга Элиэзер станет моим наследником». А Он ответил: «Нет, тебе унаследует твой прямой потомок». А он сказал: «Господи, я посмотрел на свое созвездие и увидел, что не удостоился родить сына». И ответил ему Владыка Мира: «Перестань смотреть на звезды, Израиль выше звезд. Ты смотришь на Цедек (Юпитер) на западе? Так я передвину его на восток! Как написано: «Кто поднял Цедек с востока переставит его ради него (Авраама)».

Ему вторит Маймонид:

«Указания звёзд – это тайные чудеса, через которые проявляются указания Торы, но евреи, исполняя законы Торы, выше звезд».

Мандельштам пытается убежать от еврейства в язычество «звезд». Но в перехлест ему доносится, словно пение дальнего колокола, эхо ветхозаветного обетования Аврааму: Умножу семя твое, как звезды небесные… и благословятся в семени твоем все народы земли (Бытие, 22–17,18)…

Иудея и Русь. Под сводами седыя тишины…

Есть у Мандельштама одно единственное тихотворение – «Люблю под сводами седыя тишины…» – , где он пытается примирить в своей душе два мира, еврейский и русский, примирить через сочувствие и любовь к обоим. Ключ к миру и гармонии в своей раздвоенной душе («двурушник я, с двойной душой») он находит в двух словах: несчастья и вера.

Тема единства в несчастье, изначально «встроенная» в еврейскую ипостась поэта, возникает и в русской его ипостаси перед Первой мировой войной («Россия, ты – на камне и крови – /Участвовать в твоей железной каре/Хоть тяжестью меня благослови»). Возникает вместе с пророческим, а затем и конкретным видением гибели Петербурга и принимается как судьба: «В Петрополе прозрачном мы умрем,/Где властвует над нами Прозерпина». В 1916‐ом, прозревая смерть Петрополя, он еще адепт «русской веры», спрятанной в московских соборах: