Преобразователь

И Аида все время незримо стояла рядом, и я чувствовал, что ей плохо. Она не отпускала меня ни на секунду с тех самых пор, как закрылась за ней дверь в душную беззвездную ночь. Она пила из моего сердца жизнь, она болела во мне, как заноза, она была необходима мне, как вода. Она ждала меня, она звала меня. Я слышал это так отчетливо, как мать слышит крик своего младенца, даже когда он за сотни километров от нее. Но я не мог ей помочь. Я не знал, где ее искать. Она ушла, оставив меня, она тоже умрет.

И я кричал под своим одеялом, но ничего не мог сделать.

И когда утро напомнило о себе далеким лязгом мусоровозов, я схватил телефон и набрал номер.

— Эдик, я больше не могу. Привези мне героин! Или морфий!! Или винт!!! Или клей!!!! ИЛИ ЧТО УГОДНО, ТОЛЬКО ЧТОБЫ Я БОЛЬШЕ ИХ НЕ ПОМНИЛ!!!!!

— Клеем горю не поможешь, — после секундной паузы ответил Эдик. — Скоро буду.

Он приехал через час.

Из-под одеяла я услышал, как поворачивается ключ в скважине.

Но я ни за что не вылезу из-под одеяла. Потому что там — смерть, которую впустил я.

Было слышно, как Эдик прошел в спальню, я вздрогнул, когда прогнулись пружины под его телом и заколыхалась кровать.

Я ощущал его запах, такой знакомый и чужой одновременно. Но я не вылезал из-под одеяла.

И тогда Эдик придвинулся ко мне, схватил меня за плечи, приподнял и, уложил к себе на плечо. Он обнял меня и прижал к себе.

— Прости меня, Серый, — прошептал он мне в ухо и заплакал.

И железный обруч, сковывающий мне грудь, лопнул, и слезы покатились из моих глаз. Я обхватил его за шею, уткнулся ему в хрустящую рубашку и заревел. Муки совести есть, о чем неоднократно предупреждали. Оказывается есть и у меня.

* * *

Я не знаю, как долго я рыдал и жаловался, всхлипывая и утираясь об Эдиково плечо. Когда я начал задыхаться, Эдик осторожно высвободился и встал, с легким сожалением оглядев испорченную моими слезами рубашку.

— Пойду принесу тебе воды.

— Не хочу воды.

— Хочешь — не хочешь, а пить надо.

Эдик принес стакан, и я, лязгая зубами о стекло, отпил половину и вернул ему. Больше я не мог. У воды был вкус крови.

— Вода — это жизнь, — назидательно произнес Эдик и поставил стакан на столик. — У тебя сегодня трудный день. В час — встреча с киношником. Александр Яковлевич тоже будет. Потом ты улетаешь в Лондон.

— Куда? Зачем?

— В Лондон. Подписывать бумаги с китайцами о передаче им доли акций дальневосточного филиала компании «Нефть».

— Зачем?

— Затем, что таковы интересы клана. По ту сторону границы, между прочим, не чужие, а вполне даже свои. Между прочим, из твоего клана. Твои родственники, можно сказать, и родственники твоего отчима. И туда надо вывести часть активов — время такое. Стелим соломку, где можем. Все равно китайцы до Урала дойдут, значит, нам надо все хорошенько обставить.

— Когда дойдут до Урала? — тупо переспросил я и высморкался. В разбитом носу что-то хрустнуло, и хлынула кровь.

— Точных сроков не знаю. А вот нос за нос — вполне по Закону, — заметил Эдик и сбегал в ванную за салфетками.

Он вытер мне лицо.

— Давай-ка вставай. Что там у тебя? Душ, кофе, бритье, завтрак?… Я отвезу тебя в офис, подготовишь бумаги и с Александром Яковлевичем пообедаешь.

— В какой офис?

— В твой, Сереженька, в твой. История, как известно, движется по спирали. Вот не козлил бы, ничего бы и не было.

— В смысле спирали или истории? Да я и не делал ничего. Сами набросились…

— Конечно-конечно. Это все обстоятельства. Никто же не знал, что ты знаешь, а чего нет. Погорячились. Но и ты молодец.

Произнося тираду скороговоркой, Эдик методично доставал из шкафа мои вещи и складывал в стопочку.

— Где твой чемодан? — спросил он между делом и, приподнявшись на цыпочки, заглянул в верхние ящики шкафа.

— В гардеробной. А здесь только белье. А зачем мне чемодан, если у меня много денег и я еду в Лондон?

— Это чемодан с деньгами, Серый.

Эдик, прищурившись, оглядел внутренности гардероба.

— Во всем должен быть порядок. Это облагораживает. Ну, давай-давай, поднимайся, а я пока тут вещи уложу.

Одурев от происходящего, я встал с кровати.

— Кстати, с возвращением тебя, Серый! — Эдик вдруг хлопнул меня по плечу и улыбнулся.

Потом окинул меня взором ветеринара, осматривающего жеребца перед скачками.

— Сергей, ты плохо выглядишь, — озабоченно пробормотал он и зацокал языком: — У нас в обществе мало принципов, но их нужно держаться! Хорошо выглядеть — это даже важнее, чем быть порядочным. И почти так же важно, как быть в топе.

* * *

Когда я, побритый и наодеколоненный, вышел из ванной, Эдик уже сообразил яичницу с помидорками, тосты и кофе.

Он пил из моей чашки и курил, деликатно откусывая от хлеба с маслом.

Я плюхнулся на стул и налил себе эспрессо.

— Не знаю, Эдик, где там тебя тренировали, но ты даешь. Хоть бы покраснел, что ли.

Эдик бросил на меня укоризненный взгляд и методично дожевал кусок.