Преобразователь

— Вот так и нас забудут. Солнышко взойдет — а нас уже нет. И имена наши стерлись. Да и на кой им всем наши имена? — вдруг возмутился он. — Живешь тут, как собака, а еще имена какие-то! Вот зачем тебе имя Ашшурбанипал, а? Вот ответь? Почему я все время забываю день рождения моей собственной жены, а про какого-то Ашшурбанипала должен помнить! Это — свинство! — Эдик обижено всхрюкнул и деликатно высморкал нос в два пальца. Задумчиво оглядев соплю, он брезгливо откинул ее куда-то в сторону. Потом в глазах его мелькнуло вороватое желание вытереть руки о мои джинсы, и я испуганно отодвинулся. Эдик едва не тюкнулся носом в скамейку, но взял себя в руки и вытер их о свои штаны.

— Так вот, начнем с начала. Ab ovo[8], так сказать.

— Не надо сначала. Ты скажи про завещание и отца.

— Раз хамишь — буду молчать, — Эдик искательно заглянул под скамейку, но я спрятал бутылку себе за спину, и он ее не нашел. — А дома меня, между прочим, ждут, — Эдик посмотрел на меня с вызовом и надрывно вздохнул. — Ну, и хрен с ними, подождут еще. Все равно у них нет выбора. И у тебя нет, и у меня нет…

— Эдик! — строго напомнил я.

— Ах, да. Так вот. Короче, твоя мать попала в лабораторию к тогдашнему Верховному Магистру, а по совместительству еще и генному инженеру. Я уж не знаю, что там между ними было, — Эдик пожал плечами с видом пожилой институтки, — но она родила от него. Это точно. Нонсенс! Абсурд! Чудо! И на свет явился ты, малыш! — Эдик с энтузиазмом акушерки обнял меня за плечи.

— Ну, вот что, учительница первая моя, — я вернул его руки к нему на колени. — Тут я уже все понял, хотя, буду откровенен, не понял я тут ни хрена. А завещание, будь оно неладно?

— После пропажи Зои он не перестал быть Магистром. Вообще-то, это пожизненно… И отправился он куда-то на Ближний Восток или в Среднюю Азию. В горячую точку, изобретать оружие и ставить опыты в полевых условиях. Он и ставил-ставил, ставил-ставил, ставил-ставил… Доставился, короче. Плакала моя Нобелевская премия. Да ты сам у нас Нобелевская премия ходячая, — вдруг воодушевился Эдик, и я испугался не на шутку, представив себе, как Эдик путем хитрых манипуляций извлекает из меня мировое открытие.

Но усилием воли я вернул себе мужество.

— А завещание, Эдик!!!

— Ну, короче, доставился он, изобрел преобразователь… ну, так мы все называем это искомое вещество между нами… — голос Эдика поскучнел, и он снова привалился к моему плечу, с явным желанием отдохнуть.

Я пнул его локтем в бок. Эдик вздрогнул:

— Что еще?

— Завещание! — простонал я.

Эдик задумался.

— Ничем не могу помочь, я точно не знаю, где оно, — вдруг сказал он и оглянулся: — Честно, не брал.

— Зараза, да протрезвей же ты…

Но Эдик положил мне голову на колени и задремал. Я решил, что толку от него пока не будет, и тоже прикрыл глаза. Но голова кружилась так сильно, что я вынужден был их снова открыть. На лице выступил пот, стало потряхивать ноги. «Вот черт, — подумал я. Паленый коньяк, что ли?» Но в следующее мгновение меня осенило. И я испугался по-настоящему. Что там Эдик говорил про катализирующее действие алкоголя? Черт, черт. Я стиснул зубы и попытался расслабить мышцы, пропуская спиральные истечения боли через себя. Боль шла от икр, все туже закручиваясь к груди, слепя глаза и до отвращения обостряя нюх. Я услышал вонь кошачей мочи, смрад солярки от грузовика, запахи еды от помойки… Я уловил новый оттенок в шелесте листвы, почувствовал, как где-то пробежала собака… все исказилось, цвета померкли, и я вдруг увидел ночь. Она была наполнена миллионом тончайших нитей — это были следы присутствия жизни, биологические токи материи. За каждой ниточкой можно было идти — так идут по тропинке… Предметы стали выпуклыми, формы их потеряли привычный смысл и открылись с какой-то невыносимо абсурдной стороны… А потом я услышал зов. Он шел откуда-то справа и сзади, и я догадался, что там — существо одной со мной крови. Я ответил ему и услышал легкий переступ лапок. Передо мной стояла крыса-самка, я сразу ощутил это по особому запаху. Она принесла с собой страх, любопытство и желание подчиниться сильному. Как и все самки. Задвигав носиком, она опять ответила мне. Это было так странно… Она не была мне чужой… Она была… как… она была естественна, как мир, и я нуждался в ней.

Мне захотелось ее погладить, и я позвал ее. Она подбежала и, недоверчиво осматривая меня, снова принюхалась. Я повторил зов. Она взбежала мне на ногу, ее тельце было упругим и невесомым. Я наклонился к ней и, ощутив ее дыхание на своем лице, вдохнул сам.

В это время Эдик проснулся и заорал. Он заорал так, что крыса буквально слетела с меня и, шмякнувшись о землю, исчезла в темноте. Тут же поблизости завыла сигнализация.

— Заткнись, — прошипел я. — Чего ты орешь?

Эдик смотрел на меня, и в его взгляде я впервые в жизни увидел омерзение, смешанное со страхом.

Что ж. Я и сам теперь смотрю на себя так же.

— Чего уставился? — дружелюбно поинтересовался я. — Крыс не видел?

— Я никогда не видел тебя… таким.

— Каким?

— Счастливым животным.

Эдик был абсолютно трезв.

Я проигнорировал его реплику.