Я не знаю, сколько мы так просидели, сцепив руки на коленях и уткнувшись в них подбородками. Девушка вдруг встала, отчего пламя шатнулось в сторону.
— Надо бы поесть. Тим, сегодня была твоя очередь жратву искать.
Тимом звали самого младшего и самого разговорчивого мальчика. В миру, возможно, он был Тимуром, но язык стремится к экономии.
Тим страшно перепугался и завертел головой.
— Я же нес ее, блин, я же нес!
— Ты что, пришел без еды? — девушка нахмурила брови.
— Совсем дурак! — третий легко вскочил на ноги и теперь смотрел на испуганного Тима сверху вниз: — Что мы жрать будем, придурок?
— Тихо, Назир, — девушка подошла к Тиму: — А ты точно нашел еду?
— Клянусь, чесслово, — побледневший от страха Тим завел скороговорку: — Я-все-положил-в-сумку, консервы-хлеб-печенье, но когда-вы-меня-позвали, я сразу-побежал и вот…
— Придурок! — Назир пнул Тима ногой.
— Не смей! — девушка молниеносным движением вскинула руку перед лицом Назира. Я думал, она ударит его, но она лишь сделала какое-то неуловимое движение в воздухе, и Назир, что-то то ли хрюкнув, то ли пискнув, отступил на шаг и опустил голову.
— С ним бывает, не обращай внимания. Он сбежал из лаборатории. Переход случился у него прямо после побега из этого… интерната, поэтому он такой дерганый. Еще не привык. А ты, Тим, и вправду дурак. Хорошо, что я заныкала немного еды.
— Что-то мы ее не чуем, — пробормотал Назир с плохо скрытым вызовом.
— Потому что ВАМ ее и не надо чуять, — девушка снова нырнула в какую-то кучу и, покопавшись там, выудила пластиковый пакет в цветочек. Покопавшись в нем, она достала еще один, и тогда нам всем в ноздри ударил запах копченого мяса и хлеба.
— А почему до этого не пахло? — облизнувшись, спросил Тим и, вытянув шею, подвинулся поближе.
— Как говорил один мой учитель, много будете знать, скоро состаритесь. Так что садимся ужинать.
Если посмотреть со стороны, то я скорее жрал, чем ел, жадно запихивая в рот грязными руками куски мяса, лепешки и пирожки. Еда развязала детишкам языки, и от собственных мыслей меня отвлек треп, завязавшийся между ними.
— …Ты думаешь, то бомжи в переходах на дудках играют? Ага, фиг тебе! Это крысоловы нас… выявляют…
— Может, и не крысоловы, но некоторые из них точно не бомжи. Мне пацан один рассказывал…
— …Здесь интернат есть, на окраине. Их исследовали. Когда тревогу объявили — некоторые сбежали. И эти тоже… Приблуды. А я из лаборатории.
Я вдруг почувствовал, что девушка обращается ко мне, и повернул голову. Она говорила, глядя на пламя свечи:
— Нам в лаборатории мяса не давали. Если крысу мясом не кормить — она не кусается, не агрессивная. Так считается. Вегетарианские крысы получаются. Моих родителей убили во время погрома. Русских тогда громили, вот под замес и пошли, — девушка усмехнулась. — Только все не так просто было. Мне показали какую-то картинку и спросили, что там нарисовано и какого цвета. Ну, я ответила, и меня сразу из дома забрали, разрешили, правда, личные вещи взять — игрушки там, книжки. А этих, — девочка кивнула в сторону пацанов, — цыгане продали. На опыты. Они не видят. Тех, кто видит, вообще мало. Их в интернат со всей России свозили, да и то нас там человек десять и было. А пацаны вообще редко видят. Поэтому на них разные опыты ставят. Лекарства там всякие испытывают, оружие. Из интерната две дороги — в лабораторию или на кладбище.
— А у нас в интернате трепались, что Видящий уже пришел. Он все изменит. Он метаморф. И мы скоро станем как люди. Тогда нас никто убивать не будет, — встрял Тимур, проглотив пищу.
Я посмотрел на девушку:
— А ты хочешь как люди?
— Не знаю. Я людей презираю. Они тупые. А крысоловы… так это тоже не люди.
— А кто?
— А фиг их знает. Тоже мутанты. Как и мы, только в другую сторону. У меня в группе девчонка была из Бурятии. Старше всех — ее тупо украли. Так она мне рассказывала, что и нас и их вывели специально, для войны. Вывели у них там, на Тибете. Это, мол, все знают. Только давно вывели, так давно, что все рецепты забыли. Как управлять, превращать там и все такое, никто теперь не знает. Вот и ищут технологию. Опытным путем… — девушка усмехнулась, и на какой-то миг выражение лица у нее сделалось, как у взрослой женщины. И я увидел, что она гораздо старше, чем кажется.
— А что еще болтали в интернате?
— Много чего болтали. Смотря что тебе интересно.
— А как тебя зовут?
— Меня? Аида. А тебя?
— Сергей.
Тут до меня дошло про лабораторию. И я почувствовал, что мне надо попасть туда любой ценой.
Глава 24
Кловин. Предательство