Преодоление

Пожарский слушал его, глядя на него, на князя Григория, усталыми глазами. Здесь, в Можайске, он находился с Черкасским с середины октября. Пошёл уже четвёртый месяц. Но дело с формированием армии практически не подвинулось. Хотя, как они знали и как им сообщали из Москвы, указы о сборах ратных были разосланы по многим городам.

– Доложи! – коротко приказал Черкасский дьяку Шишулину. – Как приходят сюда ратные! И сколько нетчиков[73]!.. Вот сволочи! – громко, со злостью, процедил он.

Князь Дмитрий Черкасский всякий раз терялся, когда сталкивался вот с такой неразберихой со сбором ратных или постоянными местническими разборками. И от этого, что он не может провести операцию так, как было задумано, видя, что она даст блестящие результаты, злился на своих помощников, вторых воевод, и на приказных дьяков, и бояр, ближних советчиков государя, которые дают тому плохие советы. Он злился, требовал, наказывал за невыполнение поручений княжеских отпрысков, порой просто дуривших… От этого он прослыл крутым, нетерпимым, желчным. И воеводы помельче рангом не любили его.

Никифор Шишулин, на вид дремучий, стал обстоятельно и толково докладывать:

– Указом государя двадцать пятого декабря было велено послать в Можайск сотню нижегородских стрельцов…

Он стал перечислять, откуда и сколько должно было явиться ратных в Можайск ещё два-три месяца назад.

– Итого на сегодняшний день в Можайск прибыло десять тысяч восемнадцать человек. Что составило одну треть от наряда!..

– Вот!.. – снова зло процедил Черкасский.

Он напомнил указ государя от восемнадцатого октября. Тем указом было велено идти на сход в Можайск стольникам и воеводам: князю Никите Одоевскому и князю Ивану Шаховскому, с теми людьми, которые были с окольничим князем Семёном Прозоровским, но сбежали от него из-под Смоленска или были ранены, а сейчас уже здоровы…

Он снова выругался.

– Других я не буду перечислять! Сами знаете!.. И те пришли вполовину! А то и того меньше! И наряжены дети боярские и дворяне, татары, стрельцы, что в ведении Казанского дворца! Там же, Казанским дворцом, ведает сейчас Борис Лыков!..

Он из-за чего-то разозлился от сегодняшних местнических дел.

Князь Григорий, слушая его, вспомнил те местнические тяжбы, которые сопровождали этот сбор армии после указа государя… «А сам-то ты тоже хорош!» – мелькнуло у него о самом себе, о прошлом деле, когда он с двоюродным братом Фёдором Волконским затеяли местничать с Колтовским. Тогда он тоже возмущался, писал челобитные государю…

– Так что же я там, в Москве, скажу-то?! – чуть не вскричал он.

Он уже просидел на совете который час, выслушал все беды войска Черкасского и Пожарского, но так ничего толком и не добился от них того, что хотели знать в Москве: когда армия Черкасского и Пожарского сможет выступить на помощь Шеину и в какой численности. С численностью было плохо. Армия не имела и трети того, что намечалось послать под Смоленск.

– Ладно, давайте запишем, что в середине февраля соберёте полки, проведёте смотр и выступите на Вязьму!

– При условии, что подойдут мобилизованные из Рязани, Каширы и Тулы, – поправил решение совета дьяк Волков.

– Да, – согласился с этим и Пожарский.

Подьячие, пока они совещались, подготовили отписку государю, подробно расписав в ней все беды войска в Можайске, которое, ещё не сформировавшись, уже страдало теми же недугами – нетчиками: дворянами и боярскими детьми…

– Похоже, Шеин сговорился с королём Владиславом, – осторожно высказал своё мнение Черкасский в конце их совещания.

И князь Григорий заметил, что Пожарский не стал ничего возражать на это. И он понял, что тот тоже так думает, встревожен, что там, под Смоленском, происходит что-то непредусмотренное…

Он вернулся в Москву, доложил государю и его ближним советникам то, что услышал от Черкасского и Пожарского, положил на стол их отписку.

Государь поблагодарил его за выполненное поручение.

– А теперь, Григорий Константинович, – продолжил он далее, – надо ехать на размену послами с Крымом. Кроме тебя, некому с этим справиться…

Князь Григорий вернулся домой, рассказал, что можно было жене Марии Фёдоровне.

Та, выслушав его, промолчала. Так она давала ему знать, что не со всем согласна. Женщиной она была умной, порой что-то подсказывала ему, что потом выходило действительно так, как она говорила. И князь Григорий прислушивался к её словам.

* * *

В конце февраля наконец-то утрясли окончательно вопрос о месте размены с крымскими послами. Дело для него, князя Григория, привычное: Крым, татарский мир. Там хорошо знали его: хан, его ближние, а он знал их.

Сначала ему сказали в Посольском приказе, что он должен ехать в Елец. Но затем разменное место переиграли на Валуйки. Князь Григорий не задавался вопросом: с чем это связано. Знал, что степной мир непредсказуем.

Там же, на размене, в Валуйках, его должны были ожидать четыре сотни служилых из степных украинных городов: с Ельца триста человек да с Ливен сотня боярских детей.