– Хе-хе! Не надо, Гришка! Не говори так!.. Со мной два дела: доброе и лихое! Выбирай! – начал он. – Если не станет государь присылать по десять тысяч рублей, кроме рухляди, то мне доброго дела совершить нельзя! Хе-хе! – снова ухмыльнулся он. – Ногайские малые люди безвыходно воюют вас! А если наши пойдут, то что будет?.. Вы ставите шесть тысяч в дорого! Говорите, негде взять! А я на одних Ливнах вымещу такие деньги! Возьму тысячу пленных да каждого продам по пятьдесят рублей! И у меня будет пятьдесят тысяч!
Князь Григорий ожидал такой ход крымцев. Не ожидал он только, что так открыто и цинично будет это заявлено. Торговаться надо было. Но и не перегнуть бы палку.
А Ромодановскому порой хотелось сказать, «с воровской степи», вот ему, Сулеш-бику, чтобы знал, что думают в Москве о Крыме.
Но надо было улыбаться, показывать, что ты друг, хороший друг, всё понимаешь, что-то убедительно плести.
Заметив, что Ахмет-паша заскучал под его речи, он подмигнул дьяку. Тот понял его.
В палатке появились холопы, принесли водку и закуску.
Ахмет-паша и его спутники, тот же Мустафа Куликан, от водки не отказались. Но, выпив, Ахмет-паша всё равно стоял на своём. Его, было заметно, не трогали проблемы Москвы, что бы ни говорили ему тут. Да и много значило присутствие Мустафы Куликана. Наконец, он, видимо, посчитал, что достаточно вымотал московских и те донесут государю жёсткую установку хана. Он согласился взять эти поминки, оценённые в четыре тысячи рублей.
Ромодановский вздохнул свободнее.
– К будущей весне государь пришлёт ещё! – заверил он Ахмет-пашу, придав лицу виноватое выражение, чтобы так обхитрить ханского доверенного.
Сулеш-бик же натянуто осклабился. На лице у него выступили капли пота. И стало заметно, что и он опасается сорвать переговоры, видимо, настроенный на это ханом.
Он дал за хана шерть.
В этот день многое удалось им, русским. И переговоры завершить в один день, и малые дары всучить татарам, и оттянуть время с выплатой недоданного. А это уже кое-что при нынешней скудости государевой казны. Полгода с оттяжкой выплаты дани, а это действительно была дань, как ни крути, ни называй её, стоили трудов.
В конце этих переговоров князь Григорий спросил Сулеш-бика об Ян-Ахмет чилибее.
Тот покачал головой.
– Аллах забрал! – лаконично ответил он, коротким жестом показав на небо.
«Ну, забрал, так забрал! – равнодушно подумал князь Григорий. – Одним крымцем меньше!»
Договор был готов уже заранее: на русском и татарском языках. Дьяк и дуван вписали в него только сумму. Затем его скрепили подписями и печатями.
Ромодановский, не откладывая, тут же одарил татарских конников, сопровождавших Сулеш-бика. Им дали по червчатой однорядке из настрафили. Затем он велел дьяку распорядиться ещё насчёт водки.
Холопы накрыли в шатре стол. Появились водка и закуска. Все выпили по чарке водки, затем ещё и ещё…
За этим, чтобы не пустовали чарки у Сулеш-бика и его спутников, следил дьяк. Ему по штату полагалось спаивать крымцев.
– Вы, русские, неведливые люди! – стал откровенничать Мустафа Куликан, уже пропустивший не одну чарку и от этого став приветливым, а до того взиравший на русских исподлобья. – Не ведали с Димитрием, что от Вишневецкого пришёл!.. Мы, татары, всё знаем, что у короля затевается! Почто не спросили нас?..
Он хитро усмехнулся.
– Крым всегда был другом Москве! – подтвердил Сулеш-бик.
«Хорош друг!» – с сарказмом мысленно усмехнулся князь Григорий, зная, что этот друг готов был при случае ограбить донага.
Ахмет-паша молчал, продолжая пить.
– А Дон нынче не встанет, и отойти Казыеву улусу некуда! – с чего-то сказал Сулеш-бик.
И князь Григорий понял, что это намёк и большим ногайцам тому же князю Иштереку.
– Иштерек говорит: «Москве друг»!.. А друг ли? – спросил Мустафа Куликан Волконского.
Но за Волконского ответил Ромодановский:
– Иштерек со всеми мурзами и ногайскими улусами великому князю вековые холопы!
Ахмет-паша хитро посмотрел на него, перевёл взгляд на князя Григория.
– Знаем мы, Гришка, с тобой друг друга по прошлому добре, – с чего-то расчувствовался Ахмет-паша, умильно глядя пьяными глазами на него.
Князь же Григорий с опаской посмотрел на провонявшего конской мочой кочевника… «Не дай бог, ещё полезет целоваться!» – мелькнуло у него.
Они выпили с Сулеш-биком и его спутниками ещё по чарке водки. Разговор пошёл веселей, откровенней.
– И куда Крым пойдёт по весне? – спросил князь Григорий, как бы между прочим, Сулеш-бика. – На Литву?
– Да, Литовская земля богата добре! – неопределённо ответил Сулеш-бик. – Но место дальнее!
– Когда же татары дороги-то стали бояться? – хитро, с подначкой, старался завести князь Григорий посла, чтобы тот проболтался.
Но Сулеш-бик смекнул, куда он толкает его, и повернул разговор в другую сторону.