Преодоление

Как бы в награду за проделанный на первом этапе труд природа смилостивилась - верхние слои облаков кончились. Бомбардировщик вынесло в пустоту, и он "повис" в темноте, среди неподвижной бриллиантовой россыпи звезд. Только прибор скорости и автопилот убеждали, что машина продолжает лететь в черной выстуженной бездне.

Радость встречи с бескрайностью опять вернула Ивана Анисимовича к мыслям о прошлом и настоящем. "И сегодня хотя и немного, но смогли. Бомба упала в нескольких десятках метров от точки прицеливания. И это в условиях ночи, за сотни километров от аэродрома вылета. Хорошо, что и бомба, и цель - учебные..."

Он подумал о том, что сейчас в воздухе два поколения военных летчиков: "старички" передают молодежи свой опыт и умение. "Хочется и мне быть помоложе. Ведь молодость, если она в пути, - счастье..."

Пройден и второй рубеж.

Сохатый ведет свой бомбардировщик домой, довольный хорошо выполненной работой. Но по радиоцепочке до него докатываются нотки беспокойства: впереди - болтанка и дождь. Усложнение обстановки настораживает: "Как-то поведет себя погода дальше? Хорошо, что большинство экипажей уже на земле, а оставшиеся в воздухе подходят к аэродрому.

- Штурман, сколько до посадки?

- Считаю, командир... Осталось сорок семь минут.

- Далековато. Впереди дождь. Слышал поговорку: "Пришла беда, отворяй ворота".

- Будет плохо, на запасном сядем.

- Конечно, сядем. Только нежелательно. В концовке полета аккорд будет не тот. Все дома, а мы где-то в гостях.

Самолет снова идет в облачном полумраке, но характер полета изменился. Невидимые воздушные вихри обстукивают крыло, потряхивают машину, как бы проверяя, все ли прочно закреплено. Иван Анисимович пересчитывает остаток топлива, понимая, что погода начала лишь разведку перед боем. Главные облачные силы там, впереди.

Сохатый решает дать задание стрелку-радисту связаться с аэродромом, чтобы уточнить прогноз на ближайший час. Подключает свой телефон к его кабине. В наушниках шлемофона на высокой ноте зазвучала быстрая морзянка. Пришлось ждать, старшина принимал полигонное донесение о результатах бомбометания экипажей.

"Надо точнее представить сложившуюся синоптическую обстановку", решает Сохатый.

Самолет уже не потряхивает, а болтает с пристрастием. "На что можно рассчитывать? Ближайший ко мне экипаж прошел последний запасный аэродром. Значит, хочет садиться дома. Надо его спросить".

- Сто двадцатый, дай "Граниту" информацию о погоде и общей обстановке!

Закончив говорить, Сохатый посмотрел на часы, желая проверить оперативность командира эскадрильи.

- "Гранит", докладываю: на запасных - дождь и грозовое положение. У нас то же самое. Иду домой. Гарантируют двадцать - тридцать минут приемной погоды. Иван остался доволен собранностью впереди идущего майора. На ответ тому понадобилось всего двадцать секунд.

- Понял! Передай: мне лететь сорок минут. Подойду ближе, запрошу погоду и тогда приму окончательное решение. А у вас главное - чтобы летчики не горячились, действовали спокойно.

Впереди все чаще, все ярче, все шире загорались сполохи грозового пожара, слепящим пурпуром раскрашивая облака. И после каждого наката световой волны на самолет ночь казалась еще темнее.

По стеклам кабины, став видимым, струился поток наэлектризованного воздуха, и Сохатому казалось, что вместо прозрачного плексигласа фонаря над головой у него - полотно, сотканное из голубого холодного огня. Воздух, поступающий в кабину из трубок обдува стекол фонаря, оторвавшись от металла на сантиметр, тоже начинал светиться, разливался по остеклению и создавал впечатление, что в кабину нагнетался не воздух, а самовоспламеняющийся газ. Шевелящийся на стеклах огонь снаружи и он же, растекающийся по стеклам изнутри, в сочетании с голубоватым ореолом ламп подсветки приборов наполнили кабину плотной дымчатой колеблющейся массой напряжения, давление которой уже слышал на себе Сохатый.

Почувствовав горячее прикосновение к лицу, Иван потуже подтянул к лицу маску и перешел на дыхание чистым кислородом. Затем выключил аэронавигационные огни, чтобы получше осмотреть бомбардировщик. Ему стали видны консоли крыла, на которых располагались электроразрядники. И его взору представилось редкое по красоте, но не очень приятное для пилота зрелище: с крыльев в атмосферу стекали раскаленные добела электрические ручейки, будто крылья, нагревшись отг трения о воздух, начали с концов плавиться... Сколько сотен или тысяч вольт напряжения сейчас нес на Себе самолет, трудно было представить.