Саня почувствовал, что должен во всем разобраться. Сейчас. Немедленно. Ноги сами сделали поворот на сто восемьдесят градусов, и через минуту он оказался в отделе игрушек военторговского магазина: сын майора Громова, закончив десятилетку, укатил в столичный институт, в доме хозяйничала очаровательная шестилетняя Маришка. Совсем не думая, как дотянет до зарплаты, старлей доблестных ВВС сразу положил глаз на безумно дорогую говорящую куклу, оплатил чек и, взяв коробку с подарком, помчался к выходу. Но тут словно что-то толкнуло его изнутри. Остановившись, он бросил взгляд в дальний конец магазина и обомлел. Белоснежная, будто сотканная из первых снежинок шуба висела в отделе женской одежды. С гулко бьющимся сердцем Саня подошел поближе и вздохнул: на ярлычке, прикрепленном к шубе, стояло трехзначное число – восемьсот сорок рублей: Таких денег у него не было, а менять курс уже не хотелось. Он пошел к Громовым.
– Санечка! – всплеснула руками Вера, жена вечного комэска, полная, румяная, веселая женщина, излучающая запахи дома, тепла, сладостей. – Вот хорошо, что ты пришел! А я домашнее печенье стряпаю. Сейчас будем чай пить с печеньем и малиновым вареньем. Маришка! – белозубо улыбаясь, позвала Вера. – Твой Санечка пришел.
– Здлавия желаю, Санечка, – высунуло рожицу из-за угла прихожей очаровательное создание. – Сейчас я дам тебе тапоськи. Мягкие-мягкие. Ты слазу потеплеешь, как зимой. Хочешь тапоськи?
– Хочу. – Волна нежности окатила Сергеева.
– Поухаживай, поухаживай, – засмеялась Вера. – А я пойду на кухню.
– Надевай! – Маришка поставила перед ним комнатные туфли и посмотрела снизу вверх. – А что у тебя в большой коробке? Конфеты, да?
– Понимаешь, – тихо сказал Саня, опускаясь на корточки. – Я шел по лесу…
– А там темно? Страшно?
– Очень темно. И вдруг деревья затрещали и выходит…
– Ой, – пискнула Маришка. – Кто выходит?
– Медведь! – Саня встал на четвереньки.
– Настоящий?
– Настоящий!
– Как мой папа?
– Еще больше. И спрашивает: «Ты куда, Санечка, путь держишь?» Я говорю: «К Маришке». Медведь обрадовался, головой закивал. «Хорошая девочка, – говорит, – Маришка. Умница, послушница, мастерица на все руки! Передай ей от меня подарок!» – Он вытащил из-за спины коробку.
– Совсем нестрашный медведь, – сказала девочка. – Добрый.
Саня быстро открыл коробку, достал куклу, поставил на пол. Кукла захлопала ресницами, ожила, размахивая ручонками, сделала несколько шагов и вдруг тоненько пропищала: «Ма-ма, ма-ма».
– Мама! Папа! – Девчушка горящими глазенками смотрела на игрушку. – Она живая!
– Совсем живая, – сказал Саня. – Видишь, к тебе идет. Ты ей понравилась.
– Мы будем дружить! – Маришка обняла куклу. – крепко-крепко. Я не буду ее обижать, Санечка! Спасибо тебе преспасибо, вот! – Оставив куклу, малышка обвила Санькину шею ручонками, громко чмокнула в щеку.
На шум из гостиной вышел вечный комэск, из кухни выбежала Вера. Они столкнулись в дверях, быстро глянули в глаза друг другу, рассмеялись. Никодим Громов как-то нежно, ласково обнял жену за плечи, и Вера, Вера, которая ни минуты не могла усидеть на месте, вдруг вся зарделась, как девчонка, тихонько прижалась к мужу, замерла. Влюбленными глазами они смотрели на дочурку и улыбались. У них были такие открытые, счастливые улыбки, что Саня совсем растрогался.
– Бить тебя некому, Санечка, – мягко сказала Вера. – Ты, наверное, на ребятишек уже всю зарплату ухлопал?
– Это медведь Маришке подарил, – объяснил Саня.
– Правда, – подтвердила Маришка. – Большой-большой. Больше папы! Да, Санечка?
Все засмеялись. Старлею доблестных ВВС стало уютно и тепло.
– Чего у порога расселся? – добродушно зарокотал Громов. – Проходи.
– Ты не бойся, Санечка, – Маришка пожала ему руку. – Папа у нас добрый. Только голос комадный.
– Какой, какой?
– Понимаешь, – серьезно объяснила девочка. – У нас в доме остались целых две женщины. Мама большaя, а я поменьше. Папе нас распускать нельзя. Никак нельзя. А то такое начнется. – Она сделала огромные глаза. – Такое… Вот у папы комадный голос.
Хорошо было в доме Громовых. Вера быстро уложила Маришку вместе с куклой в кроватку, не успели оглянуться – накрыла на стол. Они пили ароматный чай с малиновым вареньем, похрустывали тоненьким Вериным печеньем, и Сане казалось, будто ничего вкуснее он никогда не ел.
– Ох, Санечка, – издалека начала Вера. – Куда нас только не швыряло. И Сибирь, и Дальний Восток, и Крайний Север, и пустыня. Помотались мы по свету – не приведи господь. Теперь вот здесь. А надолго ли? Снова благоверный мой затосковал. На небо какой день поглядывает и молчит. Чует мое сердце, чует…
– Да, – неопределенно произнес Громов, – поскитались, верно. Так чего, – зарокотал он добродушно, – ты за мной везде ездишь?
– Никодимушка, – засмеялась Вера. – Что бы ты без меня делал? Засох бы на корню. Иголка без нитки не иголка. Так, колющий инструмент.
– Правда, – с удовольствием согласился Громов, шумно потягивая чай. – Истинная правда. Я бы без тебя помер. Как есть помер.