Преодоление

Иногда кто-либо из троих, встретившись взглядом с глазами спасателей или врача, беспричинно улыбался. Мир казался прекрасным, замечательным, необыкновенным, а люди, по долгу службы сидевшие вместе с ними в вертолете, – самыми добрыми, самыми надежными, самыми лучшими из всех, с кем когда-то сводила жизнь. Они не торопили, ни о чем не спрашивали. Они понимали каждого молча. И можно было наслаждаться чаем, и с удивлением смотреть в иллюминатор, где, как в немом кино, ослепительными, огненными бликами полыхала, проплывая и покачиваясь, пустыня. Можно было даже закрыть глаза и ни о чем не думать, а можно и наоборот – полностью погрузиться в сладостные мечты и грезы, оживляя в памяти лица любимых и нашептывая про себя самые первые, самые емкие слова, которые скажешь, открыв дверь. О, сколько чудесных, фантастических возможностей открывал перед измученными путниками старенький, потрепанный в постоянных поисках скитальцев вертолет. Он был их прибежищем, пристанищем, надеждой, будущим: с каждым поворотом лопастей винта он приближал их к родному дому, сокращая бесконечную оторванность от мира.

И Саня, испытывая благоговение перед летчиками, которые вели машину сквозь пустыню, с удовольствием откинулся в кресле и закрыл глаза. Саня определенно знал, что уже не сможет остаться прежним, бесшабашным, никогда не полетит на полигон, не обрежет макушки у хваленых пирамид, не пройдет по ограждению балкона на спор с завязанными глазами… Он стал другим. Ом фе, как говорят французы. Молодость кончилась, наступила зрелость. Саня почувствовал легкую, щемящую грусть. Тяжело вздохнув, он открыл глаза и, повернувшись к Диме, который сидел в соседнем кресле, негромко попросил:

– Выдай что-нибудь, Димыч… Что-нибудь такое… Понимаешь?

– А, – протянул, улыбаясь, Дима. – Переход количества в качество невозможен без психологической поддержки. Запишите в свой талмуд, доктор, – закричал он, показывая на Саню, – этому типу требуется психологическая поддержка. Жаждет чего-нибудь такого… Думаю, Вячеслав Кузнецов тут подойдет. Если не возражаете, конечно.

– Не возражаю, – сказал доктор, глядя в иллюминатор. – Выдавай. Только когда выдашь, я пощупаю у всей бригады пульс и измерю давление. Очень уж вы сегодня невыразительные.

– Буду буянить, Роберт Иванович, – предупредил Дима. – По просьбе медицины и экипажа.

И, немного помедлив, начал декламировать:

Жизнь вершится яро,
круто –
был стремительный разбег.
День расписан по минутам.
Что тут скажешь?..
Век как век!
Сплю с часами под подушкой,
с телефоном под рукой.
И признаюсь вам:
не нужно
жизни никакой другой!
В этом звоне,
в этом громе
наступающего дня
никаких желаний,
кроме –
быть на линии огня.

– Ну как? – спросил он. – Угодил?

– Да, – сказал Саша, бросив быстрый взгляд на Лешу, который по-прежнему отрешенно сидел в кресле, ни на что не реагируя. – Это именно то. Спасибо… Теперь слово за доктором. Но, может, Роберт Иванович, не будем, а? И так все ясно.

– Нет, мужики, – усмехнулся седовласый, средних лет, мощного атлетического сложения врач. – Давай, Сергеев, подсаживайся. Я и так грех на душу взял: целых полчаса отпустил вам на лирику и утряску пустынных впечатлений.

Доктор занимался классической борьбой, и Саня всегда побаивался, что, измеряя давление или пульс, врач может нечаянно сломать пациенту руку, но здоровяк удивительно мягко касался запястья своими могучими, пудовыми ладонями, широко улыбался пухлыми губами, и такая спокойная, исцеляющая доброта исходила от него, что на душе невольно становилось светло и безоблачно. Однако на этот раз, когда отчаянный небожитель, сняв спортивную куртку, подсел к выдвижному столику, Роберт Иванович не улыбнулся.

– Роберт Иванович, – весело спросил Саня, чтобы разрядить атмосферу. – Вы – консерватор?

– Откуда ты взял? – добродушно удивился врач.

– Пользуетесь древними методами. Электронный счетчик пульса отвергаете.

– А… бибикалка… На что она мне? Бип-бип – параметр есть, а человека не видно. Не-ет, по старинке надежнее. Вот держу я сейчас твою руку и ощущаю: пульс идеальный, шестьдесят четыре, а наполнение слабое. И я говорю себе: мой пациент, конечно, здоров, но слегка утомлен. Денек отдыха на лоне природы и хороший сон ему явно не помешают.

– Вы провидец, Роберт Иванович.

– Поживешь с мое, Сергеев, и ты провидцем станешь. Давай-ка давление измерим. Сначала на правой, потом на левой руке. Видишь… Я был прав. Твое нормальное и постоянное давление – сто двадцать на семьдесят. А у тебя сейчас… сто пять на семьдесят. Учитывая твой возраст, совсем юный, как подозреваю, полчаса передышки, которую я вам любезно организовал, и сеанс психотерапии, успешно проведенный Дмитрием Петровичем…

– Что, доктор?